«...И ад следовал за ним» - Стивен Хантер

Покойный Дэвид Стоун, доктор медицины, майор медицинской службы армии Соединенных Штатов, смотрел на Сэма из официальной обстановки фотостудии, чуть тронутый сепией, как это было принято в 1943 году, когда была сделана фотография. Он с гордостью носил военную форму, и под змеей, обвивающей жезл, — эмблемой военных медиков, сверкающей в петлицах, тянулся длинный ряд орденских ленточек, которые свидетельствовали о блестящей карьере. У Дэвида Стоуна были жемчужно-белые зубы, он носил тоненькую полоску усиков, а его волосы были аккуратно зализаны назад и набриолинены. В целом он внешне напоминал философствующего принца.

— Он был очень хорошим человеком, — вздохнула вдова Стоун.

Сэм сидел у нее дома в Балтиморе, в квартире на восьмом этаже, выходящей окнами на показную красоту просторной лужайки с прудом, окруженным ухоженными деревьями, которая именовалась парком Друид-Хилл.

Миссис Стоун тоже была очень красивой женщиной. В чертах ее лица было что-то орлиное, а ее глаза, воплощение ночной тьмы, оставались при этом живыми, веселыми и необычайно умными. Эти глаза были созданы для смеха, но только не для похабного, непристойного гогота, а скорее для утонченного веселья ума, эрудиции, меткого словца.

Сэм отчетливо представил покойного доктора Стоуна и его супругу семейной парой: как прекрасно они подходили друг другу, как дополняли друг друга, с его неотразимым благородством и с ее умом и ослепительной красотой. В них было что-то от Новой Англии, что-то такое, что Сэму довелось мельком увидеть во время пребывания в Нью-Джерси и Нью-Хейвене: мир блестящий, но замкнутый в себе, неприступный, проникнуть в который посторонний может, только если он обладает исключительным талантом, добился исключительного успеха или происходит из исключительно благородной семьи, Сэм, лишенный всех этих трех качеств и, больше того, сознающий, что ему недостает чего-то большего — как он догадывался, способности поражать окружающих, — прекрасно понимал, что никогда не будет вращаться в таком обществе. Для него цель жизни состояла в том, чтобы ловить насильников и грабителей в маленьком округе в западном Арканзасе. Ни одна женщина с Восточного побережья этого не поймет, а Сэм, когда дело доходило до объяснения своих устремлений, безнадежно терялся. Одна лишь Конни Лонгакр, из-за своего трагического замужества застрявшая в глуши округа Полк, смогла понять Сэма, да и то после того, как долго и усердно присматривалась к нему.

— Насколько я понял, ваш муж окончил медицинский факультет Гарвардского университета, не так ли? — спросил Сэм.

— О да, причем во втором поколении. Отец Дэвида тоже был врачом. У него была практика в Нью-Йорке, на Парк-авеню. Ему приходилось бывать в свете, отсюда надежды на то, что Дэвид добьется успеха в жизни, особо не попотев. Если так можно выразиться, он сделал моральное капиталовложение. Поэтому Дэвид окончил медицинский колледж в Нью-Хейвене, а затем медицинский факультет в Гарварде, как и его отец. После нескольких лет клинической практики и аспирантуры он перебрался сюда, в Балтимор, и защитил диссертацию по проблемам муниципального здравоохранения в университете Джона Гопкинса.

— Вы должны меня простить, мэм, я всего лишь скромный провинциальный адвокат. Но у меня сложилось впечатление, что с таким послужным списком ваш муж мог бы устроиться, где его душе угодно, и зажить припеваючи. Скажем прямо, стать человеком очень состоятельным, даже богатым. При этом занимаясь медицинской практикой. Однако он предпочел посвятить себя публичному здравоохранению, а это, если я не ошибаюсь, едва ли можно назвать очень прибыльной областью деятельности. И опять же, если я не ошибаюсь, в начале тридцатых годов доктор Стоун провел несколько лет в Африке и Азии.

— Вы совершенно правы, мистер Винсент. Дэвида деньги нисколько не интересовали. Как я уже говорила, у него были очень высокие моральные принципы. В каком-то смысле он был одержим стремлением творить добро, двигать науку вперед на благо всего человечества. Деньги для него ничего не значили. Дэвид вырос в достатке; у него был свой личный доход, хотя и небольшой, так что, возможно, он воспринимал такое положение дел как нечто само собой разумеющееся, и для него не было ничего привлекательного в том, чтобы зарабатывать деньги ради денег. У меня тоже были кое-какие средства, доставшиеся мне в наследство. Мы оба стремились к интересной, полезной жизни, а не к роскошным особнякам. Нас вполне устраивала вот эта самая квартира. Мы никогда не хотели обзавестись обширным поместьем.

Квартира с четырьмя или пятью спальными комнатами находилась, судя по всему, в лучшем жилом здании города, которое представляло собой замок, выходящий на парк с оленями. На взгляд Сэма, это было своеобразное святилище интеллекта, своим зрительным рядом стимулирующее работу воображения и разума: заполненная книгами обитель со скудной обстановкой, зато с медицинской библиотекой, которой, по оценке Сэма, позавидовал бы колледж средней руки. Но на книжных полках также были обширно представлены художественная литература и поэзия; на стенах висели картины современных художников, тут и там взгляд натыкался на скульптуры в стиле модерн, на образцы декоративно-прикладного искусства Африки и Азии и безумную пестроту произведений кустарных ткачей. И вид из окна, как уже успел отметить Сэм, был восхитительным.

— Наверное, вы были так счастливы, — заметил вслух Сэм.

— Да. Но нам приходилось очень нелегко. Дэвид был человеком долга. Он не мог жить без работы. Ему хотелось принести в мир милосердие. Он мечтал о том, чтобы победить все великие тропические болезни: желтую лихорадку, малярию, рахит, все язвенные заболевания и глазную катаракту, следствие недостаточного питания и отсутствия санитарных норм. Дэвид хотел принести в убогую, забытую глушь чистоту и свет, сделать так, чтобы там жили здоровые дети и улыбающиеся матери. Не могу сказать, что я была настроена так же идеалистически, и это нам дорого обошлось. Это стоило нам ребенка, семьи. Потеряв первого ребенка, я лишилась возможности иметь детей. Я говорю вам об этом, хотя вы ни о чем не спрашивали, — и не подумайте, что я готова раскрыться перед первым встречным. Но вы должны понять, как трудно бывает жить со святым.

— Прискорбно слышать о несчастьях, выпавших на вашу долю, мэм. Я вам сочувствую.

— Но вы, кажется, хотели поговорить о войне? Насколько я помню, именно с этого вопроса начался наш разговор, не так ли?

— Да, мэм. Я представляю интересы одного клиента, подавшего иск против штата Миссисипи по поводу смерти некоего негра в Фиванской исправительной колонии в тысяча девятьсот сорок восьмом году. Однако именно в Фивах находился исследовательский центр, которым руководил покойный доктор Стоун в бытность свою... — Сэм изобразил, что роется в бумагах, хотя на самом деле он уже давно помнил все наизусть, — службы в вооруженных силах, когда он в звании майора медицинской службы возглавлял часть номер двадцать восемь ноль девять, занимавшуюся исследованием тропических заболеваний.

— Да, ваша информация точна.

— Как и следовало ожидать, администрация штата Миссисипи не горит особым желанием помочь. Она нисколько не заинтересована в этом судебном разбирательстве. Поэтому я надеюсь разыскать свидетельства того, что при управлении военных положение дел в Фивах было вполне удовлетворительным, но ситуация резко изменилась к худшему после того, как колония вновь вернулась под юрисдикцию штата. С приходом гражданского начальника тюрьмы случаи, подобные тому, о котором идет речь, стали, к сожалению, нормой.