Гендерный мозг. Современная нейробиология развенчивает миф о женском мозге  - Джина Риппон

Однако прежде чем мы пустимся в обсуждение этих теорий, нужно определить характеристики различий в выборе игрушек. Является ли различие существенным и существующим в разные времена и разных культурах (и даже в различных исследованиях)? Кто на самом деле решает, что такое «мальчиковые игрушки» и что – «девчоночьи»? Играют ли с игрушками дети, или взрослые просто их покупают? Иными словами, о чьих предпочтениях мы говорим на самом деле?

«Конечно, я бы купил сыну куклу»

Взрослые часто спорят о том, какие игрушки относятся к мужскому, женскому и нейтральному типу. В 2005 году психологи из Индианы Джудит Блэйкмор и Рене Сентерс привлекли к исследованию почти 300 американских студентов (191 девушку и 109 юношей) для сортировки игрушек на «подходящие для мальчиков», «подходящие для девочек» и «подходящие для тех и других»46. На основании этого исследования ученые выделили пять категорий: строго мужские, умеренно мужские, строго женские, умеренно женские и нейтральные. Интересно отметить, что почти все юноши и девушки единодушно согласились с гендером игрушек. Мнения разошлись лишь насчет девяти игрушек, причем больше всего споров вызвала ручная тележка (юноши оценивали ее как строго мужскую, а девушки – как умеренно мужскую). Подобным образом несовпадения мнений коснулись игрушечных лошадок и хомячков (юноши назвали их умеренно женскими, девушки – нейтральными). Но не было ни одного случая противоположных оценок гендера. Таким образом, может показаться, что у взрослого человека уже четко сложился «тип игрушки».

Согласны ли дети с этими оценками? Все ли мальчики выбирают мальчиковые игрушки, а девочки – девчоночьи? Чтобы в этом разобраться, давайте поговорим еще об одном эксперименте, который провели ученые. Как и во многих других случаях, которые мы обсуждали, здесь тоже имеет смысл подумать, какой вопрос задают исследователи, как они его задают и как интерпретируют ответ. От этого зависит, будет ли вывод о предпочтении игрушек одним из тех явных половых различий, которые обычно находят психологи.

Психолог из Лондонского университета Сити Бренда Тодд занималась изучением детских игр. Ей и ее коллегам было интересно узнать, как формируется выбор гендерно-дифференцированных игрушек, поэтому они начали с опроса, в котором участвовали 92 мужчины и 73 женщины в возрасте от двадцати до семидесяти лет. Подобно вышеупомянутым исследованиям, ученые определяли, как взрослые устанавливают гендер игрушек47. Участников спрашивали, какая игрушка первой приходит им на ум, если речь идет о маленькой девочке или маленьком мальчике. Для мальчиков участники чаще всего называли машинку, грузовик и мяч. Для девочек – куклы и кухонные наборы. Плюшевых мишек относили к девчачьим игрушкам, но потом ученые рассудили, что младенцы-мальчики тоже получают в подарок мишек, поэтому предложили выбирать из розовых и голубых мишек. (Вы можете задуматься, почему исследователи, которые понимают важность подтверждения маркировки игрушки испытуемыми, нарушили собственный сценарий. Да еще и нырнули в розово-голубые волны.) Так кукла, розовый мишка и кухонный набор получили ярлык «для девочек», а голубой мишка, машинка, экскаватор и мяч – «для мальчиков».

Когда маркированные взрослыми игрушки предложили детям, подтвердилось ли предпочтение мальчиками машинок, экскаваторов, голубых плюшевых мишек? А девочками – кукол, кухонных наборов и розовых медвежат? Для оценки ученые пригласили три группы детей: от 9 до 17 месяцев (в этом возрасте дети начинают играть самостоятельно), от 18 до 23 месяцев (уже демонстрируют представление о гендере) и от 24 до 32 месяцев (у них устанавливается гендерная идентичность). Детям предлагалось «поиграть самостоятельно», а игрушки просто раскладывались полукругом перед каждым ребенком. Для оценки выбора игрушки разработали специальную процедуру.

Мальчики не обманывали ожиданий и выбирали «мальчиковые» игрушки. С возрастом они все больше времени проводили за игрой с машинками и экскаваторами. Если вы спросите (а вы спросите), где голубой мишка и мяч, то ученые решили (уже после эксперимента) исключить их как игрушки «с незначительными половыми различиями». Точно так же они исключили розовых мишек, потому что дети старшего возраста вообще не интересовались плюшевыми игрушками. Потом оказалось, что в две категории попало неравное количество игрушек, и они убрали мяч (хотя здесь действительно обнаружилось половое различие: мальчики играли с ним чаще девочек). Теперь в эксперименте остались только машинка и экскаватор, а также кукла и кухонный набор. Если помните, эти игрушки заняли верхние позиции в списке, составленном взрослыми. В результате ученые сообщили о выборе между игрушками, с которыми связаны самые сильные стереотипы (и никаких нейтральных игрушек для сравнения). В обсуждении результатов ученые заявили, что условия эксперимента являются его преимуществом, это «решение, принятое во избежание размытия дихотомических половых различий в выборе игрушек путем исключения третьего варианта»48.

Здесь просматривается элемент самосбывающегося пророчества о том, что мальчики любого возраста дольше играют с игрушками, отмеченными как «мальчиковые», а девочки – с «девчоночьими». Интересно отметить, что в согласованной картине возникает одна несостыковка. Мальчики действительно все больше времени тратили на мальчишеские игрушки и все меньше – на девчачьи. Но у девочек ситуация была иной. Хотя девочки младшего возраста больше интересовались «своими» игрушками, чем мальчики – мальчиковыми, этот интерес не был устойчивым в средней возрастной группе, где девочки играли меньше времени с девчачьими игрушками. Чем старше становились девочки, тем больше времени они проводили с игрушками мальчиков. Но авторы все равно интерпретировали эти данные по-своему: «Хотя изначально девочки больше выбирали игрушки «женского» типа, этот выбор становился исключительно сильным предпочтением (курсив мой)»49.

Итак, несмотря на то что авторы свалили в кучу все игрушки с гендерными метками, их участники не демонстрировали явной и ожидаемой дихотомии. Учитывая акцент на выборе игрушки как показателе основной природы гендерных различий наряду с тенденцией к маркетингу гендерно-дифференцированных игрушек (причем утверждается, что гендер лишь отражает «естественный» выбор мальчиков и девочек),50 этим нюансам действительно стоило уделить больше внимания.

Возможно, проблему решит другое исследование. Его авторы провели систематический обзор и метаанализ ряда работ и проанализировали влияние основных переменных в экспериментах: возраст детей, присутствие родителей и степень гендерного неравенства в странах, где проводились исследования. Авторы рассмотрели шестьдесят различных статей, включавших двадцать семь групп детей (787 мальчиков и 813 девочек)51. Могло ли что-то еще быть более достоверным, универсальным и стабильным доказательством предпочтения игрушек?

В результате авторы пришли к выводу, что мальчики играли с мальчиковыми игрушками больше, чем девочки, а девочки играли с девчоночьими игрушками больше, чем мальчики. На это никак не влияло присутствие родителей (фактор «подталкивания» к выбору), место проведения эксперимента (дома или в детском саду) или география (поэтому вывод представляется одинаковым для разных стран). Но, к сожалению, мы не видим никаких сообщений о том, кто определял «гендер» игрушки. Авторы этого обзора включили одно исследование, о котором мы уже говорили: в нем гендерную метку игрушки определяли наименее объективным способом. Справедливости ради, нужно сказать, что авторы упомянули об этой проблеме. Например, они заметили, что пазлы могли считаться «игрушкой для девочек» в одном исследовании и нейтральной в другом. К тому же у нас нет данных о том, были ли среди детей братья и сестры и какие типы игрушек имелись в наличии у них дома. А еще мы не можем сказать, кто и как сортировал игрушки по категориям и были ли они знакомы детям до эксперимента. Учитывая все эти факторы, один из выводов обзора – «согласованность в обнаружении половых различий, связанных с предпочтением детьми игрушек, типичных для своего собственного гендера (курсив мой), свидетельствует о достоверности существования этого явления и вероятности его биологического происхождения»52.