Близится утро - Сергей Лукьяненко

– Спаси и сохрани, – произнес Жерар, складывая руки святымстолбом.

Дрожь утихала, казалось, слова епископа утихомирили недраземные, словно разгоряченную толпу.

Хелен едва слышно всхлипнула. Побелевший Маркус озирался,будто решая, к кому за спасением кинуться. Петер вяло дергался, безуспешнопытаясь освободиться от моей руки.

Но больше всего мне не понравилось поведение проводника.

Он был растерян. Крутил головой, не хуже Маркуса, вслушивался,потирал небритый подбородок. В пещерах проводник себя как дома чувствует, такнеужели его ни разу не заставал подземный толчок? Ну если даже не заставал –неужели друзья-контрабандисты про такое ему не рассказывали?

Проводник быстро-быстро заговорил по-мадьярски.

– Переводи! – встряхнул я Петера. – Ну!

– Это не похоже на землетрясение, – слабым голосомпробормотал Петер, – мать вашу, не похоже, одиннадцать проклятых иСестра-потаскуха, земля не так трясет!

Ну, с нервами у всех сейчас несладко было, но я едва себясдержал. За такую безбожную брань я бы проводника всласть мордой по камнюотвозил!

Луи, кажется, пришла в голову та же идея – он вопросительносмотрел на Жерара, крутя в руках свой святой столб. Но Жерар молчал, щурился,будто его посетила очень и очень неприятная мысль.

Проводник заговорил снова, и Петер опять перевел, уженемного оживая:

– Бежать надо, бежать быстрее. Это не земная тряска…

Гул прокатился снова. Будто бы сильнее… да и впрямь спотолка посыпалась щебенка, я вскинул руки, закрывая голову. И увидел, будто восне, как Хелен поправила прическу и озабоченно достала из волос камешекразмером с перепелиное яйцо. Хорошо, что крепкая коса была на затылке узломскручена.

– Ровно двенадцать часов, – вдруг сказал Жерар. –Заброшенные каменоломни.

Все мне стало ясно.

Недооценил руссийский шпион нашу важность для Державы. Недогадался, с каким остервенением сонная мадьярская Стража кинется нас искать.

Проследили нас до театра, значит. Вытрясли из незадачливыхконтрабандистов всю душу, выяснили, куда и как мы ушли. Следом-то гнаться –шанс на успех невелик.

А вот пригнать саперов к заброшенным каменоломням, черезкоторые мы неизбежно пройти должны, – это дело другое. Вот почему ровно вполдень все началось – как-никак армейская дисциплина. Легионеры здесь стоятхорошо вооруженные, граница рядом. И нехватки в порохе и динамите у них нет.

Хватит, чтобы все штольни обрушить, завалить камнями.

Вот до чего дошло. Совсем уже не важно, живыми нас взять илипохоронить заживо.

Главное – из Державы не выпустить.

Любовь к Господу – она всегда перед любовью к государствуотступает.

– Армия взрывает шахты, – надтреснутым голосом произнесАнтуан. – Верно? Нам… нам следует торопиться.

И проводник, похоже, это понял. Крикнул – тут и перевода нетребовалось и кинулся вперед.

Все мы – следом.

Может, со стороны это смешным бы показалось. В глухихподземных штольнях, темных и пустых, где даже летучие мыши брезговалигнездиться, металась без малого дюжина человек. Два фонаря как могли разгонялитьму, но без проводника-мадьяра спастись было немыслимо. Только он знал, каквыбираться из ловушки.

А взрывы все гремели, временами сливаясь в единый, отовсюдуидущий грохот. Наверное, тут был десяток штреков, к поверхности ведущих, и укаждого сейчас работала бригада саперов. Бросали вниз пакеты со взрывчаткой… аможет, заранее успели фугасы заложить, теперь лишь поджигают запальные шнуры…

В одном нам везло – каменоломни еще держались. Древние онибыли, сотни лет назад прорубленные. Никаких хилых деревянных подпорок, никакихкрепей. Камень сам себя держал… пока держал. Отлетали мелкие камни, но сводыпока не падали нам на головы.

Мелким камнем ударило в плечо Антуана.

Мелким – с кулак.

Старик охнул, приседая. До сих пор он старался бежатьнаравне со всеми, узость коридора в том помогала немало. Но тут у негоподкосились ноги.

Арнольд, обернувшийся на звук, долго не раздумывал. Сгребстарого летуна в охапку, забросил на плечо, будто ребенка, и снова рванулсявперед. Пригибаясь, потому что ему и без того приходилось беречь голову отнизких сводов.

Одно радовало – страх был, но паника еще не началась. Никтов истерике не бился, без чувств не падал, за сердце не хватался, дурным голосомне выл. Когда приходит настоящая беда и жизни грозит опасность – такое частослучается. Сам как-то видел: на ярмарке, среди шумного гулянья, свалиласьмолодая дамочка с карусели, с десятиметровой высоты. Так она на лету ногами забалку уцепилась, покачалась, будто циркачка на трапеции, и спустиласьблагополучно – несмотря на свой кринолин и ухоженные ручки! Раньше, быть может,при виде мышки в обморок падала – а тут чудеса акробатики проявила. Житьзахочешь – с любым страхом справишься!

Мы, похоже, жить хотели.

Я бежал самым последним, пропустив вперед и Петера, иФарида. Маркус так вообще вперед вырвался, поближе к Арнольду. Конечно, и яподнажать мог, но кто-то ведь должен был за всей толпой приглядывать.

Взрывы вроде как стихли, а проход не обрушился. Наоборот,стали попадаться ответвления, которые проводник упорно игнорировал. У меняпонемногу стало отлегать от сердца. Прорвемся мы, прорвемся…

И тут ударило снова.

Первый раз в жизни мне довелось услышать, как трещит каменьнад головой. Будто сухая щепа трещит, змеится трещинами, и уже не песочексыплется – здоровенные камни, хоть стену из них клади.

Один из камней вскользь прошел мне по спине. Еще чуть-чуть –и сломал бы хребет, а так словно толкнули в спину. Я полетел вперед, упал,вскочил – уже паникуя. Не приведи Сестра такое испытать!

Впереди упал наш проводник, выпустил фонарь – и что-то в немразбилось. Вспыхнула керосиновая лужа, все метнулись назад. Луи налетел наменя, споткнулся и едва не ударил с разворота, будто хитрого врага,метнувшегося под ноги. Совсем ополоумел монах!

– Назад! – крикнул я. – Назад отходим.

Не повезло нам. Мы попали в самую гущу взрывов. Наверное,рядом проходила штольня, через которую и бросали вниз динамит.

– Назад нельзя, все вперед! – рявкнул Жерар. –Перепрыгивайте огонь, ну!

Подавая пример, он бросился вперед и одним могучим прыжкомпреодолел полыхающую лужу. Следом, не колеблясь, прыгнул Фарид Комаров. За ним– Арнольд с Антуаном.