Забыть и выжить - Фридрих Незнанский

— Совершенно верно! — Судебный медик покачал головой. — Суров! Ох как суров!.. Так вы из Москвы? Неужели из-за этих? — Он кивнул на труп.

— Александр Борисович Турецкий… — начал было следователь, сунувшись вперед, но медик снова, будто от мухи, отмахнулся от него.

— Так вы — Турецкий?! — уже изумленно воскликнул Зиновий Ильич. — Как приятно! Извините, руки. — Он отложил фотоаппарат и пошевелил пальцами в белых медицинских перчатках.

— Нет проблем, — ответил Турецкий. — И что у нас с вами имеется на данный момент, Зиновий Ильич, кроме того, что он — не утопленник и не задушен, а застрелен? Причем не здесь, потому что сюда его привезли уже готовенького, завернутого в целлофан. И в чемодане, так?

Судебный медик многозначительным кивком подтвердил сказанное.

— Антон! — Александр махнул рукой Плетневу, который подошел и тоже наклонился над телом. — Утреннему, видимо, поломали шейные позвонки. Им тоже вы занимались, Зиновий Ильич?

— Да, совершенно правильно. Контрольного и не потребовалось.

— И никаких документов наверняка не было?

— Ничего, пустые карманы, — подтвердил следователь. — Как и у этого.

— У того, кто убил утреннего, были очень сильные, тренированные пальцы. Как у спортсменов или ребяток из спецслужб. А привезли того тоже готовенького и сбросили с парапета… так, Зиновий Ильич? — спросил Александр.

— Именно сбросили. Имеются характерные повреждения.

— А сбросили в той позе, в которой его застала смерть. Теперь этот… Погляди на его куртку. — Турецкий показал пальцем на левый бок трупа.

— То, что его застрелили не здесь, абсолютно ясно, — сказал Плетнев, озабоченно оглядывая тело. — Скорее всего, где-нибудь в городе. Причем в людном месте.

— Верно, — кивнул Турецкий.

— А почему в людном? — раздался голос сзади.

Липняковский обернулся и, разглядев говорившего, махнул рукой, приглашая подойти ближе. Оказалось, что это был тот сержант патрульно-постовой службы, который первым и обнаружил тело скорченного человека, лежавшего в кустарнике, под скалой, почти у самой воды.

— Вот, — сказал следователь, — сержант интересуется.

— Объясни. — Турецкий кивнул Антону.

— Вот, обратите внимание, сержант, — начал Антон, — на положение тела. Оно скорчено. Почему? Потому что сперва его обернули полиэтиленом, а потом засунули в какую-то большую сумку, вроде тех, с которыми «челноки» ездят, или в чемодан. Зачем это нужно было? Затем, чтоб ваши коллеги не обратили внимания на тяжелую, подозрительную ношу. Согласны?

— Да-а, — с заметным почтением ответил милиционер.

— А почему в людном месте? — продолжил «лекцию» Антон, внутренне радуясь, что с Сашей, кажется, устанавливается контакт. — Потому что стреляли из пистолета с глушителем. На громкий выстрел вы бы отреагировали однозначно, правильно?

— Так точно, — заинтересованно ответил милиционер. — А про полиэтилен откуда? Когда я тело обнаружил, ничего такого рядом не было.

— Конечно, потому что убийцы наверняка выбросили уже его вместе с пустым чемоданом или сумкой на первой же свалке, не привлекая к себе подозрений. А для дурачков — вдруг поверят? — подкинули как утопленника, которого волной могло на берег выбросить. Но после пребывания в воде у трупа вид другой. А насчет полиэтилена, — Плетнев показал пальцем на то место, куда нацелил его Турецкий, — вот здесь все прекрасно видно. Следы крови размыты по куртке. Обратите внимание на эти разводы. Вы, когда мясо покупаете и дома разворачиваете упаковку, помните, как она внутри выглядит? Вот примерно то же самое.

— Угу. — Турецкий снова кивнул. — И чтоб между трупами мы не установили связи, выбросили их в разных местах. Это тело успело окоченеть, пока везли. В чемодане. Место потемней выбирали. Или ждали, когда народ разойдется… Того, из багажника, выбросили сразу, а с этим пришлось, видно, поездить… Какие у нас наиболее массовые места, где люди свободно и без всяких опасений таскают тяжелые сумки и чемоданы? Железнодорожный и автовокзал, аэропорт… Морской порт не проходит, там просто в воду спустили бы — и баста. Завтра же, с раннего утра, Витольд Кузьмич, если мы уже не опоздали, надо тщательно прочесать всю местность вокруг них — на предмет гильзы, следов борьбы, крови…

— А почему вы говорите, что везли в одной машине? — снова вклинился настырный сержант.

— А это можно определить по состоянию трупов, — ответил Турецкий.

И Плетнев пояснил:

— Тот, что найден ранним утром, у лестницы на пляж, был просто окоченевшим. А этот целый день пролежал на солнцепеке. Нашли б их одновременно — и внешний вид был бы одинаковый.

— Ну дают! — сказал кому-то сержант. — Во, блин, москвичи, в одно касание работают!..

Турецкий усмехнулся: ну все, хватит спектакля… И обратился к медику:

— Зиновий Ильич, можно рассчитывать завтра на пульку? Хорошо б ее идентифицировать поскорее. Кстати, Витольд Кузьмич, если у тех, которых нашли на железной дороге, имелось оружие, попросите криминалистов прикинуть, хорошо? И про дактилоскопию не забудьте, нужны будут пальчики всех без исключения. А мы завтра, на утреннем совещании, вернемся к этому вопросу. Хорошо? И если это не зачистка, то я поставлю вам бутылку хорошего коньяка, идет?

— Согласен! — засиял Липняковский. — А если зачистка, я — вам.

— Тогда покупайте заранее. — Турецкий засмеялся. — Ну, с вашего разрешения, не будем больше мешать? А то мне еще машину надо вернуть хозяевам… Капитолина Сергеевна, вы присмотрелись, не ваш пациент?

— Трудно сказать… темновато, мягко говоря.

— А мы вам завтра их фотографии покажем, если не возражаете. Опознавать-то все равно придется… Зиновий Ильич, мое почтение! У тебя есть проблемы? — обернулся он к Антону.

— Нет.

— Ну и хорошо, до завтра. Машинку подошлете? А позже я возьму напрокат, чтоб не утруждать, ладно?

Следователь попытался возразить, но Александр остановил его жестом:

— Не надо, не люблю доставлять лишние хлопоты.

Александр подхватил Лину под руку и повел ее по скользкой гальке, а потом по песку — к машине. А каблучки-то у нее высокие. Мужественная женщина…

Они молча ехали к центру. Лина была сосредоточенной, задумчивой. Александр поглядывал на нее и тоже не спешил оборвать тишину. Но долго не выдержал, заговорил этаким гаерским тоном, как бы для широкой публики:

— Едет себе и думает: эва, блин, какой я ей спектакль разыграл! Ну как же, мастер ведь! Павлин! Распустил хвост! И сам весь надутый, довольный… охмурил, охмурил девушку… — И перешел на нормальную, усталую речь: — Вот же сукин сын, а? Лина, дайте мне в ухо, что ли, а?

— Запросто! — охотно откликнулась она. И, потянувшись к нему, схватила его за голову и стала звонко целовать в щеку. — Вот тебе, хвастун! Вот! Сразу все взял в свои руки и никого не обидел при этом. Умничка!.. Это правильно, что ты Антона не пригласил?