Ледяной сфинкс - Жюль Верн

Погода оставалась ясной, лишь на юго-востоке и на юго-западе небо начали затягивать облака. Из-за них было трудно разглядеть очертания берега, напоминавшего скорее пар, плывущий по небу, появляющийся в разрыве облаков и снова исчезающий за тучами. В конце концов мы сошлись во мнении, что суша поднимается над морем на высоту двадцать пять-тридцать саженей – по крайней мере в наивысшей части.

Трудно поверить, что мы поддались галлюцинации, однако волнение заставляло сомневаться в очевидном. Разве не естественно для сердца сжиматься от сотен страхов, когда оказывается близка желанная цель?.. Эти берега сулили нам столько надежд или разочарований, что нам легче было бы, если бы перед нами оказался всего лишь призрак земли, всего лишь тень, которая вот-вот ускользнет из-под носа. От волнения у меня кружилась голова, мне представлялось, что «Халбрейн» уменьшается в размерах, превращаясь в крохотную шлюпку, затерявшуюся в океанских просторах…

Имея на руках морские карты, даже простейшие компасные, с очертаниями берегов, заливов и бухт, мореход может смело идти вперед. В любом ином районе мира капитан не явил бы никакой доблести, поспешив причаливать к берегу. Однако здесь от него требовалась осторожность и еще раз осторожность, пусть даже перед нами не было никаких препятствий. Несмотря на наступление ночи, видимость не ухудшилась: ведь солнце еще не заходило за западный горизонт и продолжало освещать косыми лучами бескрайние антарктические просторы.

Показания в судовом журнале свидетельствовали, что температура воздуха продолжает падать. Градусник показывал в тени не более 32°F (0 °C)[52]. Температура воды равнялась всего 26°F (-7,33 °C). Оставалось гадать, с чем связано это похолодание в самый разгар антарктического лета…

Так или иначе, экипажу пришлось вспомнить про шерстяную одежду, заброшенную со времени прохождения припая месяц назад. Правда, шхуна шла по ветру и волны холода пока что были малочувствительны. Однако все понимали, что следовало поспешить. Застрять в этих краях и рисковать зимовкой значило бы испытывать терпение Всевышнего.

Лен Гай несколько раз проверял направление течения с помощью тяжелых лотов и пришел к выводу, что оно начинает отклоняться в сторону.

– Пока непонятно, что перед нами – континент или остров, – промолвил он. – Если континент, то придется предположить, что течение нашло себе проход на юго-востоке…

– Вполне вероятно, – отвечал я, – что твердь Антарктиды сведена здесь до размеров ледяной шапки, вокруг которой можно описать круг. Во всяком случае, следовало бы занести в журнал те наблюдения, которые вызывают наименьшие сомнения…

– Что я и делаю, мистер Джорлинг, – откликнулся капитан. – Мы накопили очень много наблюдений над этим сектором южных морей, бесценных для мореплавателей, что пойдут за нами следом.

– Если среди них найдутся такие, кто дерзнет подняться столь высоко! Чтобы очутиться здесь, мы воспользовались счастливым стечением обстоятельств: чрезвычайно ранним наступлением лета, более теплой, чем обычно, погодой, быстрым вскрытием льдов. Такое повторяется раз в двадцать, а то и в пятьдесят лет…

– Я благодарю за это Провидение, мистер Джорлинг! Теперь во мне снова ожила надежда. Раз хорошая погода держится так долго, то почему мой брат и остальные не могли высадиться на этом берегу, куда направлены и ветры, и течение? Если это удалось нашей шхуне, то могло удаться и их шлюпке. Они вряд ли стали бы пускаться в путешествие, не собрав достаточных запасов. Наверное, в их распоряжении было все то, что на протяжении стольких лет дарил им остров Тсалал… Должно быть, они захватили оружие и патроны… Здешние воды кишат рыбой и морским зверем. Да, мое сердце вновь переполнено надеждой! Как мне хотелось бы стать старше на несколько часов!..

Хотя я и не разделял безоговорочно ожиданий Лена Гая, я был счастлив, что он поборол уныние. Вдруг при счастливом завершении поисков мне удастся уговорить его продолжить их, теперь уже ради Артура Пима?

«Халбрейн» медленно скользила по поверхности прозрачной воды, кишевшей рыбой всех известных видов. Морских птиц стало больше, чем раньше, и они, уже не ведая страха, летали вокруг мачт и садились отдохнуть на реи. Матросы подняли на борт несколько белых лент длиною пять-шесть футов, оказавшихся колониями миллионов крошечных моллюсков, переливающихся всеми цветами радуги.

Вдали показались киты, бодро выпускающие в воздух фонтаны, и я заметил, что все они плывут к югу. Оставалось предположить, что море в этом направлении простирается достаточно далеко.

Шхуна прошла еще две-три мили, не пытаясь ускорить ход. Представшая нашим взорам береговая линия тянулась с северо-запада на юго-восток – в этом, по крайней мере, не могло быть никаких сомнений. Однако и после трех часов, на протяжении которых шхуна приближалась к суше, мы не могли ничего на ней разглядеть, даже и при помощи подзорных труб. Экипаж, столпившийся на полубаке, помалкивал, не выдавая своих чувств. Джем Уэст, проведший целых десять минут на вантах фок-мачты, откуда он наблюдал за горизонтом, не смог рассказать ничего определенного.

Я стоял у левого борта позади рубки, не сводя глаз с линии, где море сливалось с небом, непрерывность которой нарушалась только на востоке. Неожиданно ко мне приблизился боцман и без всяких предисловий выпалил:

– Разрешите поделиться с вами одной мыслью, мистер Джорлинг…

– Делитесь, боцман, только не рассчитывайте, что я поспешу согласиться с ней, даже если она покажется мне верной, – отвечал я.

– Моя мысль верная, и чем ближе мы будем подходить, тем это будет яснее – во всяком случае, тому, кто наделен зрением.

– Выкладывайте вашу мысль!

– Она заключается в том, что перед нами никакая не земля, мистер Джорлинг…

– Что это вы такое говорите, боцман?!

– Приглядитесь внимательнее. Вытяните палец и посмотрите вправо от него…

Я повиновался.

– Видите? Пусть виски из фляжки станет мне поперек горла, если все эти массы не перемещаются, только не относительно шхуны, а относительно друг друга…

– И вы заключаете из этого, что…

– …это движущиеся айсберги.

– Айсберги?!

– Они самые, мистер Джорлинг.

Неужели боцман прав? Выходит, нас ожидает немалое разочарование… Раз это не берег, а просто ледяные горы, дрейфующие в океане, то…

Очень скоро к тому же мнению склонился весь экипаж, и никто уже не верил, что в той стороне лежит какая-то земля. Еще через десять минут наблюдатель в «сорочьем гнезде» крикнул, что с северо-запада к нам приближается флотилия айсбергов, которая может перерезать нам путь.

Новость эта привела всех в сильнейшее уныние. Прощай, последняя надежда! Для капитана Лена Гая это было весьма болезненным ударом. Выходило, что земли, затерянные в южных морях, следовало искать в еще более высоких широтах, без всякой, впрочем, надежды на успех…