Слово пацана. Криминальный Татарстан 1970–2010-х - Роберт Наилевич Гараев

чужие территории, чтобы кто-то им платил – они предпочитали сами красть. Западло им было торговые точки открывать, коммерцией заниматься. Мы же на первых порах ездили и сами закупали товары, параллельно отнимали у тех барыг, у которых могли отнять: на Беговой в Москве, «Гостиный двор» – Петербург, Таллин, Рига, Вильнюс – все эти точки мы бомбили.

1973 г.р. Андрей Борзихин (имя изменено)

Состоял в группировке «Хади Такташ»

Крышевать начали в 1990-х, в 1980-х не крышевали никого. В начале 1990-х как-то попроще было. Едешь на машине: «О, фирма какая-то открылась, давай зайдем?» – «Давай». Зашли: «Вы там че, крыша есть?» Тык-мык-пык, они забуксовали. «Ну все, теперь мы ваша крыша». Все по наитию было. Естественно, на «Хади Такташ» нам по хую, там только наше было. Ну а везде, где че отожмем, то и наше. На Жилке понятно, что не договоришься с «жилковскими», ну там и не было ничего особо-то.

1970 г.р. Роман Лебедев

Состоял в группировке «Тельмана Рабочий Квартал» в 1980-х, после армии работал в милиции

Криминальный журналист, сценарист

На Кольце был ресторан «Навруз». Первый коммерческий ресторан в городе, где можно было поесть бананы, ананасы, киви, выпить настоящий шотландский виски, – очень дорогое место. Естественно, владельцы хотели, чтобы там было все нормально, и они заключили договор с Бауманским РУВД, что он будет туда внутрь ставить ментов в форме на охрану, чтобы не какой-то там швейцар стоял. И меня туда поставили. Это же дополнительный заработок, причем честный, по ведомости: в кассе получали, не где-то там из рук, а вместе с зарплатой. У меня зарплата была, по-моему, 380 рублей, а за это доплачивали еще девятьсот рублей.

Первая моя смена. Сначала задолбался выгонять оттуда шакалов – какие-то «новотатарские», «тепловские», «кировские», кого только не было. Любят в ресторане посидеть, а там один банан стоил как пять моих зарплат. У них просто не было денег таких. И вообще мне было сказано: в спортивных костюмах не пускать. Швейцара на посту они бы смяли, а милиционера нет, все-таки форма же. И они уходили.

И вот приходит какой-то парнишка в костюме с каким-то дядькой толстым. Парнишка со мной здоровается, говорит: «Вы сегодня здесь?» Отвечаю, что да. Он спрашивает, как меня зовут. Роман. Его Сергей зовут. Толстый тоже со мной познакомился – это был чиновник какой-то из мэрии Казани, тогда из горсовета. Потом Сергей подошел ко мне: «А вы уже покушали?» Я говорю: «А тут еще и кормят? У меня денег таких нет». Отвечает: «Да вы что? У нас для всех своих служебный обед». Повел меня: «Ты что, покорми человека». Меня там покормили так, как я в своей жизни ни разу не ел. Бутерброды с красной икрой были. Это же голодное время, 1993 или 1992 год, ничего же не было. А потом работники мне говорят:

– Это же совладелец ресторана.

– Как? Владельцы же другие.

– Нет, на самом деле всем владеет он – Скрябин «тяпляповский».

– Нифига себе! А что он кругом такой культурный, вежливый, красивый?

– Так он вообще интеллигент. Вообще с ним осторожнее с языком, он очень умный.

– А мне-то что бояться, мне-то какая разница, кто он?

Иногда ему скучно становилось, и он сидел со мной и со швейцаром, который пальто принимал. И вот постепенно мы начали болтать, и он начал рассказывать, как, откуда и почему появились группировки. Он версии всякие выдавал…

Я лично слышал, как он по телефону с людьми разговаривал. У него операции были просто вагонные. Он кому-то говорил, что два состава общей сложностью 110–120 вагонов с сыром придут завтра куда-то там. Надо куда-то переправить. То есть деньги, которыми он оперировал, были какие-то фантастические. И еще он там прием вел. Он за столом сидел, и к нему приезжали. Была там такая Л., она то ли руководила Бауманским районом, то ли замом была. К нему на доклад приезжала. Выкладывала папку, документы, что-то показывала, убеждала, доказывала, он сидел, головой мотал, потом соглашался. Она выпила кофе, я помню, он ей какой-то подарок дал – сумку в дорогу, детям, не знаю, бананов, ананасов. Уехала.

Мэр Камиль Исхаков в ресторан приезжал, но не с ним. Он со Скрябиным не виделся, я их вместе не видел ни разу. Приезжала какая-то делегация, чеченская или ингушская, в общем, откуда-то с Кавказа, и они туда вечером кушать приехали. И я так понимаю, что это не коррупция, платил бюджет города. Вот, собственно, что могу сказать про Скрябина. То есть он считал, что все это было зря, что это было не нужно – этот дурацкий пробег.

Скрябин рассказывал мне, что была огромная теневая экономика. Еще он говорил, что уже в 1980-х, пока он сидел, все это уже стояло на огромных деньгах. Он говорил, что все приемщики посуды, пивники, винники, все автомастера были под улицей. Директора фабрик, которые производили какую-то одежду, обувь, сумки, – у всех было второе производство.

Вот он сказал, что кроссовки «Томис» шили на казанской фабрике пиратским образом. Потом их цыгане продавали около ЦУМа по 25–50 рублей. Говорил, что джинсы делали в Казани, причем сами джинсы шили здесь, а наклейки делали фабрики в Чебоксарах и Йошкар-Оле. Нитки делали в другом месте. По его словам, это были огромные деньги.

Контролировали этих цеховиков верхушки группировок, то есть те, которые не просто отслужили в армии и вернулись в группировку. Нет, те, которые сами посидели, в армию не пошли, еще посидели и еще посидели. Им уже лет 25, 30, 35. Вот они были передаточным звеном между правоохранительными органами и цеховиками, а также между чиновниками и цеховиками. Никто между собой напрямую деньги в чемоданах друг другу не таскал, занимались всем этим блатные.

Он говорил, что на таком уровне это уже не делится на группировки. С его слов, насколько я понял, сейчас такого нет по понятным причинам. Ситуация изменилась. С его слов, в Казани было человек тридцать, которые контролировали этот мир: каждый из них был куратором какой-то группировки. Среди них были Женя Бусыга, Женя Копыто, Карась «борисковский» был, Гусь с «Хади Такташа», который в Испании скрывается [147].

Группировка нужна была для создания как бы криминальной среды для вербовки последующих возрастов и для того, чтобы, с его слов, ментам было чем заниматься, чтобы сильно не лезли в дела других. Типа вот вам группировщики, каждый день «С добрым утром» и «С добрым вечером» делают. Пусть весь ваш