Огонь столетий (сборник) - Марк Амусин

Бытийному хаосу, в представлении Конрада, может противостоять выстроенная – и выстраданная – позиция человека, основанная на этических и культурных ценностях цивилизации и включающая в себя чувство долга, верность принятым в обществе моральным нормам и правилам поведения, ответственность за свое дело и за тех, с кем ты связан. Конрад не верил ни в Бога, ни в дьявола, он считал, что религии дают слишком расплывчатые, иллюзорные и дешевые ответы на трагические коллизии бытия. А верил он в редкое чудо человеческой солидарности, в чувство локтя и плеча, в незримые узы, связывающие между собой людей доброй воли, в проявления неведомого инстинкта, побуждающего человека в некоторые минуты возвышаться над самим собою – обычным и ограниченным.

И тут мы подходим к пониманию той истинной роли, которую играло в творчестве Конрада море. Океанский простор и палуба судна были для Конрада не просто местом действия его историй. Корабль в плавании, поведение находящихся на борту людей, объединенных понятием «экипаж», становятся у Конрада моделью человеческого существования вообще, исполненного тягот, опасностей и преодоления. Здесь, в море, проверяется на прочность конрадовский «кодекс» – свод простых, но непреложных нравственных истин и императивов, – в разработке которого писатель намного опередил Хемингуэя.

Вот самая, пожалуй, типическая для раннего творчества Конрада повесть «Тайфун». Ее герой, капитан парохода «Нянь-Шань» Мак-Вир представлен автором как человек флегматичный, в высшей степени прозаичный, лишенный всяких задатков абстрактного мышления и тем более воображения. В этом смысле он противопоставлен первому помощнику Джаксу, человеку более молодому и обладающему намного более яркой индивидуальностью.

Человеческие качества членов экипажа подвергаются испытанию во время страшного шторма, обрушившегося на судно. Решение капитана идти навстречу приближающемуся тайфуну, не отклоняясь ни на градус от курса, Джакс сначала приписывает лишь ограниченности Мак-Вира, его неспособности принимать нешаблонные решения. Однако по мере развертывания картины борьбы судна со стихией Конрад последовательно, даже с некоторым нажимом показывает, что под невзрачной внешностью капитана таятся ресурсы мужества, решимости, выдержки. В уста своего обычно бесцветного героя он вкладывает отрывистые фразы, звучащие как героические максимы: «Буря есть буря, и пароход должен встретить ее лицом к лицу. На свете немало бурь, и нужно идти напролом…». «Навстречу, всегда навстречу – вот единственный способ пробиться».

В критический момент Джакс, почти в отчаянии, задает вопрос: «Выдержит ли судно?» Ответные слова Мак-Вира Конрад обставляет уточняющими определениями, возводящими их в ранг экзистенциального кредо: «…спустя некоторое время он с изумлением расслышал хрупкий голос, звук-карлик, не побежденный в чудовищной сумятице… Может выдержать… Будем надеяться! – крикнул голос, маленький, одинокий и непоколебимый, как будто не ведающий ни надежды, ни страха…».

Несомненно, голос Мак-Вира становится здесь символическим выражением самой человеческой природы, бросающей вызов природной стихии и враждебным обстоятельствам вообще.

Небольшая, во многом автобиографическая повесть «Юность» освещает другую важную грань «кодекса». Здесь громко звучит мотив горделивого утверждения человеком своего достоинства через деяние. «Юность» – внешне простая, чуть ли не протокольная история фантастически неудачного рейса старого парохода «Иудея» (сам Конрад плавал в свое время на судне под названием «Палестина») из Лондона в Бангкок. Рассказчик и alter ego автора, Марлоу, вспоминает все бесчисленные помехи, неувязки и аварийные ситуации, возникавшие по ходу рейса, с добродушной иронией, относящейся к иллюзиям, обольщениям и самонадеянности юности.

Бытовая зарисовка из морской жизни? Но на борту «Иудеи» выведены слова «Делай или умри». Гордый и героический девиз, по словам Марлоу, «так много говорил моей молодости». Повторенные несколько раз в тексте, слова эти становятся лейтмотивом повествования, камертоном, настраивающим его на символический лад.

Властный порыв к достижению цели сплачивает экипаж «Иудеи», измученный тяжкой работой, озлобленный бесконечными неудачами, в некий «сверхорганизм». Уже не только дисциплина и обязанность подчиняться приказам побуждают матросов продолжать, по видимости, бессмысленное плавание. Вызов року, стремление изведать последний предел своих возможностей, утвердить свое достоинство – вот что движет людьми в этой борьбе.

Чем дальше, тем больше творчество Конрада утрачивало специфически морской колорит, входило в широкое русло «человековедческой» литературной традиции, хотя и сохраняло внутри этого русла оригинальность и самобытность. Зрелые произведения Конрада проникнуты ощущением удивительной сложности человеческой природы, человеческого мира: и внутреннего, и обусловленного социальными отношениями. В романах «Ностромо», «Тайный агент», «Победа», «Случай» писатель сочетает проницательное исследование психологических глубин и отмелей души с интересом к политике и идеологии, к «духу времени».

Усложнялось и отношение писателя к выработанному им в морских повестях «кодексу». Утверждение нравственных ценностей, опора на выверенные этические нормы сочетаются в его зрелых произведениях с заглядыванием в такие глубины человеческой натуры, где клубятся мрак и хаос. Гордое приятие жизни прокалено в горниле сомнения и скепсиса. Из него начисто выпарены все иллюзии, все прекраснодушные допущения относительно человеческой природы.

В романе «Лорд Джим» Конрад, как и в «Тайфуне», размышляет о неоднозначности, загадочности человеческой природы. Джим – молодой человек из «хорошей семьи», с детства влюбленный в море и готовящий себя к профессии моряка. Конрад изображает его человеком с богатым воображением, склонным к фантазиям о приключениях, опасностях и героизме. В мечтах он видит себя совершающим подвиги, спасающим людей, беззаветно рискующим собственной жизнью. Джим – романтик, как аттестуют его другие персонажи романа.

Это богатство, усложненность натуры играют с Джимом злую шутку, когда его отвлеченные идеалы должны пройти проверку суровой реальностью. В момент, когда «Патна», его судно, оказывается в опасности, воображение рисует ему слишком живую картину неизбежного развития событий на борту – картину паники, хаоса, безнадежной борьбы, – которая парализует его решимость и чувство долга. Джим – вслед за другими членами экипажа, которыми движут вполне шкурные соображения – прыгает в шлюпку, оставляя судно и пассажиров на верную гибель.

По мере углубления в подробности происшедшего мы все более проникаемся симпатией к Джиму, убеждаясь в том, что проявленная им слабость не отвечает сущности его натуры. И все же капитан Марлоу, рассказчик, испытывает по отношению к герою сложные чувства. Что толку в сложной духовной организации Джима, в мужестве, с которым он несет обрушившееся на него несчастье, если все эти качества не удержали его от непоправимого шага – прыжка с борта «Патны»? Может быть, толстокожесть, эмоциональная бедность – суть необходимые условия победы над внешними опасностями и внутренними слабостями?

Во второй части романа изображается путь Джима к обретению утраченного достоинства. Очутившись на далеком от цивилизации Патюзане, Джим становится советником местного князя и фактически правителем острова. В бескорыстном служении своим новым друзьям-туземцам он находит смысл жизни и возможность искупления давней вины. И все же выбраться из тени трагического абсурда ему не удается. Чистота и благородство его натуры оборачиваются катастрофой для островитян, и Джим добровольно расплачивается за это своей жизнью. Впрочем, пора перейти к внутренней теме этой статьи – к «русскому дискурсу» Джозефа Конрада, к месту, которое Россия занимала в мыслях, чувствах, творчестве писателя.