Игра Первых - Юлия Качалова

– Как знаешь. Где он, кстати?

– Вон. Решил пообедать уставшей птичкой.

Мунин скосился вниз, и перья на нём встали дыбом. Два жёлтых глаза с вертикальными чёрными зрачками, не мигая, уставились на ворона. Пасть распахнулась, из неё стрелой вырвался узкий, раздвоенный на конце язык… В ужасе сорвавшись с мачты, Мунин что было силы замахал крыльями по направлению к берегу.

ЙА: ФРИГГ

Самые чёрные дни наступили после погребения. До этого нужно было заниматься церемонией, отбирать вещи, которые будут сопровождать Бальдра и дочь Цепа. Потом готовили тризну[12] по сыновьям и Найне. Но вот проводы и хлопоты закончились. Улеглось потрясение, асы вернулись к своей обыденной жизни, к своим жёнам и детям. Один был всё время занят, а Фригг осталась наедине с беспросветной тоской.

Она перестала вставать с постели, причёсываться, выходить из своих палат. Во время одного короткого забытья царице привиделось, как малыш Бальдр вбегает в её комнату, утыкается лицом ей в колени, затем поднимает голову и пытливо спрашивает: «Мама, если все-все будут плакать из-за того, что я умер, я оживу?»

Фригг вскочила. Неубранная, толком неодетая, бросилась разыскивать Одина по Фенсалиру, не соображая, что вряд ли найдёт его на своей половине. Служанки шарахались от Госпожи, как от бесноватой. Срочно послали за царём. Увидев мужа, Фригг бросилась к нему с воплем:

– Я знаю, как вернуть Бальдра! Объяви указ! Разошли гонцов! Пусть все-все плачут по Бальдру! Пусть Хемдаль трубит в рог! Пусть внемлют его звуку светлые альвы! И когда они увидят, что все оплакивают моего мальчика, то не будут удерживать его и отпустят!

– Хемдаль уехал, – устало ответил Один.

– Я поскачу за ним в Химинбьёрг! Пусть твой указ разнесут по землям асов! Пусть все оплакивают Бальдра!

– Его и так все оплакивают, не нужно никакого указа.

Фригг молотила мужа кулачками, обвиняя в бездействии, в нежелании возвратить сына. Царь крепко прижал её к груди и не отпускал, пока она не затихла. Только тогда отстранился и мягко сказал:

– Собери всё мужество, Фригг. Бальдра не воскресить. Ты и так сделала больше, чем в человеческих силах, чтобы его уберечь. Но в противоборстве с судьбой победить невозможно.

В ту ночь ей привиделся Свет. Он был ослепительнобелым, потом из Света соткалась фигура юноши, и от неё исходила такая сила любви, что безумие и отчаяние растворились без следа.

– Я люблю тебя, мама, – говорил Свет. – Твои волосы сегодня пахнут ландышами, ты знаешь?

Фригг протягивала к нему ладони, покрытые новой кожей, на которой не было ни линий жизни, ни линий судьбы, и шептала как молитву: «Бальдр… Бальдр… Бальдр…»

– Ты ведь у меня взрослая, мама? – вопрошал Свет, и Фригг кивала, согласная на всё, лишь бы он не покидал её.

– Ты будешь приходить ко мне, Бальдр? Хотя бы так?

– Я всё время буду с тобой, мама…

На следующее утро впервые неизвестно за сколько дней Фригг привела себя в порядок, заплела и уложила косы, надела нарядное платье. Вернулся Локи и надолго заперся с царём. Вскоре Асгард загудел как растревоженный улей, у всех на устах было одно слово: война! Дружины под предводительством Тора готовились выступить на запад. Каждый день Один ждал известий из Химинбьёрга, но они всё не поступали. А потом в Асгард примчался знаменитый конь Золотая Чёлка, любимец Хемдаля. Когда Фригг увидела пустое седло с наспех прикрученным рогом, слышимым в трёх мирах, ей сделалось очень страшно. За мужа и за них всех…

КОМАНДА

– Игра приобретает динамику, – заметил Лёшка, после того, как партнёры пересказали свои фрагменты.

У Альки в голове не укладывалось, как ей могла достаться роль врага нового Лёшкиного героя! Её замечательная гипотеза не выдерживала испытания экспериментом и была на грани краха.

Йа по привычке подначивал брата:

– Твоё ролевое портфолио, Ю, пополнилось представителем царства животных. Огромный эволюционный прогресс по сравнению с царством растений, которое ты представлял ранее. Ты не просто пернатый друг, а ворон говорящий, то есть разумный. К тому же личный осведомитель царя!

Ю, кипя от возмущения, только разводил руками, словно махал крыльями.

Стеклов, вернувшийся из Греции, канючил:

– Я не играл в прошлый раз, пропустил по уважительной причине. Можно я начну?

– Дудки тебе! Пока ты на греческих пляжах валялся, у меня дело неотложной важности возникло! Мне Хемдалю, – Ю ткнул пальцем в Лёшку, – нужно срочно информацию доставить!

– Доставляй, – миролюбиво заметил Йа. – Хотя, судя по тому, что мы узнали, ему твоя информация без надобности. Лёхе талисман подберёт новую роль, ещё кого-нибудь беленького! А ты, Гласс, займёшь вахту после Ю. Остальные по жребию, нам торопиться некуда.

Ю: МУНИН

Ворон спешил из последних сил. Но сказывались солидный возраст, недосыпание и усталость. К тому же испортилась погода, и встречный ветер сильно сбивал скорость. До Химинбьёрга оставалось не более трёх часов полёта, и Мунин пристроился на вершине ели, однако заснуть не получалось. Стоило прикрыть веки, как перед глазами впечатлительного вестника возникала раскрытая пасть с чёрным зевом, в который легко мог провалиться средних размеров кабанчик. Ворон шумно передёрнулся.

– Кого я вижу?! – воскликнули внизу. – Не иначе мудрый ворон?!

Голоса Мунин различал прекрасно, этот был знакомым. Мунин обрадовался.

– Фенрир-р! Пр-р-обуди пр-р-изнательнос ть! – каркнул он во всю глотку.

Звучание этой фразы необычайно нравилось птице.

– С кем ты разговариваешь, Фенрир? – удивлённо прогудел низкий женский голос.

Мунин решил, что людям внизу тоже нравится благозвучная фраза, поэтому ещё раз громко крикнул:

– Пр-р-обуди пр-р-изнательность, Фенрир-р!

– Сейчас пробужу. Мама, дай талисман. А теперь возьми лук.

– Зачем? – удивился ворон.

– Ты ведь учёный, Мунин? – насмешливо спросил Фенрир.

Птица гордо приосанилась. Да уж, поучёней многих!

– Как учёный, ты сейчас узнаешь нечто любопытное! Мама, я навожу талисман на стрелу, а ты стреляй.

– Что значит стреляй? – заволновался ворон. – В кого стреляй?

– Ни в кого, – успокоил Фенрир и указал на соседнюю ель. – Видишь гроздь шишек, Мунин? Сбей крайнюю шишку, мама.

Женщина пустила стрелу. Та полетела к цели, но вдруг, вопреки всем законам природы, развернулась и ударила птицу в грудь. Ворохом окровавленных перьев ворон упал, даже не каркнув.