Загадки золотых конвоев - Владимир Шигин

Пришлось запрашивать миссию в Пекине: «Банк согласен предоставить в полное непосредственное распоряжение генконсульства отдельную, выбранную мною кладовую за 500 лань в месяц. В сумму эту включены расходы по содержанию сторожей. Если условия приемлемы, прошу распоряжений Министерства финансов об отпуске соответствующих кредитов. Вместе с сим должен доложить, что генконсульство не может принять на себя какой бы то ни было ответственности за сохранность груза и его исправное возвращение в будущем. Гроссе».

Последней фразой Гроссе явно перестраховывается: слишком уж велика ответственность за сохранение 6000 пудов чистого золота. Однако князь Кудашев не выразил готовности помочь Гроссе, у него был собственный резон по возможности дистанцироваться от «золотых проблем»: если Гроссе выпала участь принять всю ответственность за новую партию золота, то пусть он её и взваливает на свои, а не на его плечи.

В тот же день, 26 сентября, Кудашев ответил в Шанхай: «Обо всех подробностях хранения банк должен сам непосредственно условиться с Министерством финансов. Ответственность Ваша, по-моему, ограничивается выдачами за Вашею подписью ордеров. Этот вопрос оговорите при приёме золота. Кудашев».

Из истории взаимоотношений Колчака, Кудашева и Гроссе, описанной в своё время историком и писателем Виталием Гузановым:

«Виктор Фёдорович Гроссе был, несомненно, наблюдательным человеком, к тому же обладающим способностью легко сходиться с компрадорами, ценившими в русском генконсуле искреннее стремление помочь Китаю отстоять свой рынок от алчных европейцев. Гроссе не являлся статистом в политике, вёл свою игру, много знал, был знаком с А.В. Колчаком. Виктор Фёдорович видел, какую роль готовил адмиралу князь Кудашев. Ему, Гроссе, даже пришлось осуществлять посредничество в передаче Колчаку секретного письма, когда адмирал почти три недели жил в Шанхае. Тогда у Колчака было настроение путешественника, вместо Пекина он отправился в Сингапур. Но Колчака достали и там. Кудашев просил адмирала вернуться в Россию. С согласия английского правительства и его дипломатов князь Кудашев мог ссылаться на телеграмму, полученную им из Лондона. Вот что в ней говорилось: «Английское правительство, хотя и приняло предложение адмирала, тем не менее в силу изменившейся обстановки на Месопотамском фронте считает, что будет полезно для общего союзнического дела вернуться адмиралу на Дальний Восток России». Пришлось вернуться. Была весна 1918 года. В своей пекинской резиденции князь Кудашев проинформировал Александра Васильевича (Колчака — В.Ш.) о сложившейся в Сибири и на Дальнем Востоке обстановке, а в конце аудиенции мягко посоветовал поехать в Харбин для организации русских вооружённых сил. Колчак заколебался и согласия сразу не дал. «Что вас смущает?» — спросил князь. Адмирал, если судить по протоколу допроса, ответил, что он ничего не понимает в сухопутном деле. Это первое. И второе предвидит яростные схватки с фронтовыми генералами, привыкшими к большой самостоятельности. Российский посланник будто бы сказал, что положение не терпит отлагательств, нельзя позволять себе расслабляться, сомневаться и откладывать принятие решения. Князь Кудашев заверил адмирала, что он получил поддержку влиятельных людей в самых высоких сферах. О каких сферах могла идти речь? Об этом можно только догадываться. Или, скажем, откровенно позаимствовать у русского дипломата Ю.Л. Соловьёва его взгляд на А.П. Извольского — свояка князя Кудашева (женаты на родных сёстрах). А.П. Извольский принадлежал к масонам, поэтому «бывал порой в большой зависимости от неизвестных международных сил..» Не об этих ли силах, то есть сферах, говорил князь Кудашев адмиралу Колчаку? Напомню, что генконсул Гроссе имел обширные связи с китайскими компрадорами, не говоря уж о проживавших в Шанхае русских, которые сообщали в консульство о появившихся земляках с «той стороны». Известны факты, когда казаки, служившие в сторожевой охране КВЖД, проявляли азарт полицейских сыщиков, задерживали подозрительных и приводили в консульство для опознания. Так был арестован казаком Григорием Семешко гражданин Эйхенбаум, который обменивал золото на иностранную валюту. Пути-дороги странствий привели Волина-Эйхенбаума на шанхайский чёрный рынок, где он был схвачен бдительным казаком Семешко и доставлен в «судебную камеру», находившуюся при генконсульстве. Виктор Фёдорович Гроссе не знал, как поступить с Эйхенбаумом и его напарником Позняковым, и обратился к князю Кудашеву за советом и одновременно с просьбой: «…в Шанхае следить за проникновением сюда именно русского золота крайне затруднительно. В целях воспрепятствования такому проникновению, если вывоз золота и платины фактически запрещен, является необходимым установление строжайшего контроля за этим как в наших таможнях в Маньчжурии и Приамурье, так и на пограничных пропускных пунктах. Донося об изложенном, имею честь покорнейше просить миссию почтить меня соответствующими инструкциями». Познакомившись с выдержкой из письма Гроссе, читатель сам может сделать вывод, что, когда дело касалось контрабандного золота, генконсул стоял на страже закона, когда же золото вывозилось пудами, Гроссе закрывал глаза, считая, что начальству виднее. Но всё-таки для порядка запросил у посланника князя Кудашева инструкцию, чтобы в будущем не попасть впросак».

Вообще в 1919 году дел у генконсула в Шанхае хватало. Разумеется, они не ограничивались только приёмкой или отправкой золота. Резко увеличился наплыв русских эмигрантам, которым надо было делать паспорта. Наряду с проблемой беженцев возникала другая: судьбы моряков. Чаще прежнего из Владивостока стали приходить суда Добровольного флота на ремонт. В шанхайских доках он обходился намного дешевле, чем в Нагасаки. Моряки, наслушавшись на митингах речей, начитавшись русских и иностранных газет о равенстве и братстве всех людей, всё чаще бунтовали.

Вскоре на обратном пути из Гонконга на рейде Шанхая бросил якорь пароход «Олег». Его капитан Пережогин нанёс визит генеральному консулу, как принято во всём мире, и кое-что прояснил. Не скрыл капитан и того, что его судно зафрахтовал на один рейс Гонконг-Шанхайский банк, отделение которого год назад стало функционировать во Владивостоке. Этой информации было достаточно, чтобы Гроссе понял: теперь золото России будет перевозиться по новому адресу — Гонконг-Шанхайский банк.

В полночь 21 сентября 1919 года пароход «Олег» стал на якорь в заливе Джанак в ожидании разрешения на вход в порт. На борту парохода находились два чиновника из Владивостока. На рейде стоял английский крейсер «Сити оф Лондон». Разрешение на вход в Гонконг «Олег» получил утром. Едва ошвартовались, прибыл российский консул Владимир Эттинген. Он сразу же попросил капитана предоставить каюту для беседы с прибывшими официальными лицами.

Через час судовой радист отстучал на ключе шифротелеграмму российскому посланнику в Пекин:

«Консулу в Гонконге. 25 сентября, № 73. Сюда прибыл груз золота ценностью два миллиона фунтов стерлингов от Омского правительства для передачи Гонконг-Шанхайскому банку. Подробности почтой. Эттинген».

Между тем консул, завершив свои дела с прибывшими чиновниками В.Г. Дрейманом и Н.Е. Алферьевым, собрался покинуть судно. У трапа, прощаясь с капитаном, сказал, чтобы он перешвартовал пароход к ближней от здания банка пристани. Утром 22 сентября консул вернулся на пароход. «Олег» был оцеплен взводом английских солдат. При виде вооружённых солдат местные жители, в основном, китайцы, обходили пристань стороной. После этого приступили к выгрузке парохода.