Книга - Ефимия Летова

— Наградить вас надо, за верную службу! — брякнула я и вошла в королевские покои Его Величества Тельмана.

Темно. Занавеси были опущены, лампины на горючем сланце не горели, но абсолютной темноты не вышло — каменные стены в королевских покоях Вирата Тельмана ровно и мягко мерцали, искрились, переливались. Не без сожаления я потрясла светильники, заставляя их разгореться. Появившуюся было смазливую служанку с хитрыми глазами прогнала одним взмахом руки и гневной гримасой. Несправедливо резко, возможно. Я имела ничуть не больше прав на Тельмана, чем и он на меня. Совершенно никаких прав.

При свете ничего особенного в королевских покоях тоже не обнаружилось. Поскольку уверенности в том, что Тельман ломает комедию, а также в том, что он не вывернется из своих металлических "манжет" и не сбежит, чтобы жестоко отомстить за небольшое устроенное мною представление, у меня не было, следовало поторопиться. Я мельком оглядела неприлично огромную кровать, а в остальном — почти спартанскую для короля обстановку: несколько вбитых в стены полок с книгами и неуклюжими, явно сделанными детскими руками глиняными фигурками животных, стол и пару бордовых с золотом кресел. Почему-то сразу представился сидящий в одном из них Рем-Таль, бесстрастно, как обычно, читающий книгу или просматривающий какую-то документацию перед Советом Одиннадцати, пока Тельман беспечно дремлет в объятиях очередной блондинки. Двух блондинок.

Картинка была слишком яркой, слишком натуралистичной, слишком отчётливой. А я пришла сюда по делу… Ключ, да.

На кровать пришлось забраться с ногами. Я распласталась по шёлковому тёмно-зелёному покрывалу, запустила руки под ворох подушек, испытывая одновременно чувство лёгкой брезгливости и какого-то смутного сожаления. При других обстоятельствах…

Смогла бы я остаться надолго единственной в этой постели? Хотела бы я остаться, как утверждали маги?

Ключ обнаружился, маленький, холодный и острый, я сжала его в кулак и принялась за поиски неприкосновенного королевского наркотического запаса. Где Тельман вообще достаёт эту дрянь? Сильно подозреваю, что у него для таких дел имеется посредник, и даже догадываюсь, кто. Нет хуже врага, чем заклятый друг…

Один из камней в полу — под ним, как и говорил мне Тельман, небольшое углубление. Ещё один тайник — в толстом подлокотнике кресла. Это те схроны, на которые указал мне сам Вират. Но они, разумеется, не единственные — не настолько Вират потерял голову. В результате беглого обыска я обнаружила ещё три местечка — в глиняной фигурке фенекая, под кроватью и в одной из пухлых книг, стоящих на самой высокой полке — пришлось пододвинуть одно из кресел, чтобы добраться.

Выдумщик, чтоб его. Но человека, прочитавшего в свое время добрую сотню детективов и просмотревшего пару десятков детективных фильмов и сериалов как минимум, трудно обмануть наивным жителям доинтернетного мира.

Возвращайся, Крейне!

То есть, Кнара… Как же меня зовут на самом деле? Кто я? Может быть, прошлая жизнь в другом мире — это и есть наваждение, сон или бред, а моё место на самом деле здесь?

Хватит думать всякие глупости, возвращайся!

Я бросила прощальный взгляд на покои Тельмана, такие обезличенные, словно роскошный, но стандартный гостиничный номер, ничего не говорившие о своём владельце. Если бы я осталась здесь, с ним, приказала бы вышвырнуть эту кровать к Шиаровой матери. Для сна сгодилась бы такая, как моя, а ещё тут есть соблазнительно пушистый ковёр на полу, вероятно, из шкур тех же камалов, которому при желании можно было бы найти применение…

Я решительно закрыла за собой дверь, пряча свой мерзкий груз в складках юбки. Воодушевлённый обещанием награды стражник источал положительные флюиды мне вслед и, надо полагать, не обратил внимания на мой вороватый и слегка виноватый вид.

* * *

Гаррсам честно меня дождался, но с явным облегчением испарился буквально через десятую часть шага при моём появлении. Тельман, уже не просто белый, а какой-то серо-зелёный, рванулся мне навстречу.

— Принесла?!

Я кивнула. Выложила найденное добро на пол.

— Тут больше.

— Всё, что нашла. У меня нюх, как у лисака, — кивнула я, а Тельман опять вздрогнул, словно его ударили током, губы беззвучно шевельнулись. Матерные слова в Криафаре существуют, вот только их категорически запрещено произносить вслух, одна из тех традиций, которая как самоподдерживающаяся реакция, не требует внешнего контроля для соблюдения. Наверное, эффект психологической разрядки куда меньше, но и плюсы свои имеются. Нет ни малейшего желания выслушивать от Тельмана то, что он может мне наговорить.

Непонятно только, как о шедеврах матерного фольклора в таких случаях узнают новые поколения. Может быть, существуют какие-то справочники?

— Дай!

— Не так быстро.

Я снимаю со стены лампин. Беззвучно, как и Тельман, чертыхаясь, открываю горячую дверцу и вытряхиваю прямо в пламя горсть бесценного золотого порошка.

— Ты…! Ты что творишь?!

— Маленький разговор начистоту, — я знаю, что он до меня не дотянется и вряд ли разломает кровать, раз уж до сих пор не разломал, но мне всё равно отчего-то страшно. Глаза у Тельмана в этот момент — чёрные, как Пирамида и совершенно безумные.

— Я тебя убью, — хрипит Тельман, а мне на самом деле кажется, что его тёмные глаза светятся ведьминым золотом. — Не смей. Дай мне… Ты знаешь, как трудно её достать?!

— Даже тебе?

— Мне?!Я ничем не лучше других! — он срывается на крик, который, впрочем, тут же обрывается. — Ты думаешь, что я могу больше, чем другие?! Я ничего не могу. Ни бросить этот проклятый дворец, ни оставить этот мир, ни выбрать себе жену, ничего я не могу, ничего!

— Всё могут короли, — вполголоса шепчу я. Не то что бы его слова для меня неожиданность, но всё-таки не думаю, что он врёт. Я имею в виду — не врёт в своих чувствах. Ему действительно нехорошо.

— Дай мне, ты обещала! Эту дрянь нельзя вдыхать не до конца, она мне кости изнутри переламывает!

— Чем ты болен?

— Я не знаю!

— Быть такого не может.

— Я не знаю, — шепчет Тельман. — Я бы и сам хотел это знать! Когда я оставался один надолго… один раз, тогда, когда я сбежал в детстве из дворца, со мной на самом деле что-то стало происходить. Я плохо понял, что именно, я был ещё ребёнком, но ощущения… запомнил. Это было не больно, но очень похоже на то, когда превысишь дозу этой золочёной пыли. Словно падаешь с огромной высоты, и вся кожа горит. Невыносимо. Я так упивался тогда своим одиночеством, шагов, может быть, десять, а потом меня охватил ужас, и я выбежал к людям. Отец говорил, что это как родовое проклятие, но ты же видела нашего великого Вирата, на самом деле ему плевать на меня и на мои вопросы. Всегда так было.

— И при этом он требует наследника, который так же будет страдать от того же недуга? — это не укладывалось в голове.