Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути - Евсей Львович Цейтлин

теми, кто горюет, – вот чем я занимаюсь… Нет статистики, что суицид более распространен среди эмигрантов, но зато явно одно: по сравнению с американцами наши соплеменники, как и выходцы из других стран, менее склонны просить о поддержке в случае психологических проблем. А невежество безгранично. Психические заболевания, включая депрессию, стигматизируются, представляются несмываемым позором, неким клеймом на семье, на родне. Депрессия часто кажется… распущенностью. Многие считают: сам человек может справиться, перебороть себя, а если он этого не сделал до сих пор, значит, просто ленится, ему не хватает силы воли. Характерно отношение к угрозам покончить с собой: «А, это он просто хочет привлечь внимание. Это – не всерьез». Почти никто, даже наиболее образованные люди, не знакомы с признаками суицида, не знают, что надо делать и как себя вести в случае угрозы. В русской культуре принято с горя либо напиться, либо рыдать у друга на плече, либо молча, стиснув зубы, страдать. Мне ближе иной подход. Почему начала писать книгу? И чтоб полегчало на душе (своебразная психотерапия), и чтобы поделиться знаниями, что приобрела, с теми, у кого нет доступа к англоязычным источникам. Переплавила себя в слова, стихи, исповедь.

ЕЦ Знаю вашу завидную стойкость (непримиримость?) в утверждении своей точки зрения на социальные, культурные и сугубо литературные проблемы. Однако вы не раз писали о том, как Америка заставляет эмигранта подвергнуть сомнению очевидные вчера представления. Случалось ли это с вами самой?

ЛА Ярко выраженная точка зрения интересна в книгах и статьях, но она не нужна, даже вредна на рабочем месте и вообще в коллективе, будь то группа студентов или друзей. Америка меня в чем-то раскрепостила, а в чем-то переделала. Иначе невозможно, когда в чужой культурной среде пытаешься чего-то достичь. Не обойтись без адаптации. Таков механизм выживания как человечества, так и отдельного человека. Я не исключение. Конечно, есть непривычные для «наших» ситуации. Не ждать, что тебя похвалят другие, а выпячивать свои заслуги и способности (вспоминаю типичное американское интервью для получения работы). Не проходить мимо незнакомых соседей по дому с каменным лицом, а приветливо здороваться и улыбаться. Не давать советы своим взрослым детям, а закрыть рот и постараться его открывать пореже. Не беседовать с сослуживцами и знакомыми о политике, а проявлять запредельную осторожность, памятуя, что находишься на минном поле и, если рванет, то мало не покажется! К примеру, живя в Советском Союзе, мы опасались высказывать антикоммунистические взгляды, но, живя в Нью-Йорке, мы точно так же не можем часто открыто выказывать про-республиканские симпатии. То, что демократы не демократичны, я узнала на собственной «шкуре»: потеряла двух подруг-американок, с которыми дружила годами.

ЕЦ Вы все больше уходите в литературную критику. К счастью, для ваших собратьев по перу. Ведь эта литературная специальность сейчас почти выродилась и в метрополии, а в эмиграции писатели неуклюже довольствуются самообслуживанием… Что если бы вам предложили написать рецензию на сборник стихов Лианы Алавердовой? Какими были бы первые и последние строчки?

ЛА Они бы совпали с первыми и последними строчками сборника и всем тем, что уместилось между.

Декабрь 2017

Здесь и в других траекториях

(Гари Лайт)

В разговоре о поэте лучше всего сразу дать слово стихам. Все же начну с другого. Вот строка биографии: Гари Лайт приехал вместе с родителями в США в 1980-м; ему было тринадцать лет…

Здесь уже проглядывает сюжет творчества. Здесь, кстати, четко намечен конфликт.

Я говорю не о банальном и чаще всего мнимом конфликте – столкновении двух миров в сознании ребенка. Это, конечно, случается, но, как корь, проходит бесследно. Ведь дети эмигрантов не просто стремительно врываются в американскую жизнь – они зачастую резко отталкивают от себя Россию (русский язык остается у них только для общения с дедушками и бабушками: тает, скукоживается, в конце концов, становится калькой с английского…)

Это общеизвестно. Я о другом: о случае Гари Лайта. Попав в Америку, он полюбил родину и культуру Уолта Уитмена, Генри Лонгфелло, Аллена Гинзберга. Однако… не покинул и Россию. Пишет стихи по-русски и по-английски. Получил образование слависта в знаменитом Нортвестернском университете, а потом (дань прагматичной Америке?) все же стал адвокатом…

Человек между двух миров. Так мне хочется назвать лирического героя Гари Лайта. Но снова переспрашиваю себя: между? Неуютное, даже жесткое слово. Многие выходцы из бывшего СССР, попав в эмиграцию, оказываются в этом трагическом «между»: оттуда уехали, сюда так и не прибыли. Годы идут, мир сужается до нескольких улочек в «русском» районе Нью-Йорка, Чикаго или Сан-Франциско, до бесплатных русских газет, до пошлости русских ресторанов… Однако сюжет может быть совсем иным: человек живет одновременно в двух мирах – американском и российском, еще точнее – передвигается постоянно из одного мира в другой. Причем подобное сосуществование не надуманно, не вынужденно – органично… Признаюсь: именно это мне больше всего интересно в стихах Гари Лайта. Тут – реальное и странное, порой фантасмагоричное – пространство его поэзии.

Итак, путешествия в разные стороны? Путешествия, как видим, предопределены самой природой этого таланта, особенностями его становления. «Гари Лайт – американский поэт с русской душой», – сказал когда-то Андрей Вознесенский.

Россию Гари Лайт сначала толком не знал. Сначала он ее отчасти выдумал, отчасти – реконструировал: с помощью любимых книг, песен, рассказов родителей и… снов.

Все это есть в ранних стихах Гари Лайта. Повзрослев, он будет беспрестанно – словно не в силах утолить жажду – открывать для себя Россию «наяву». Став профессиональным юристом, отправится работать в Москву, в одну из западных фирм. Что было еще в те годы, кроме службы?

Лекции в Литинституте и МГИМО, совместные выступления с русскими поэтами, театральные премьеры, выставки, навсегда заворожившие его улочки и переулки… Но самое главное – в поэтическом дневнике Гари Лайта:

В этом городе сложной судьбы

Сквозь пургу в двух шагах от апреля

Проплывает строка о любви

Поднимается до куполов

Обретает мистический образ

И в бездонную впадину неба

Проникает все дальше и дальше

Оставаясь строкой о любви

(«Ночные строки города», март 1996, Москва)

Вспомним снова о «человеке между двух миров». Где он теперь? Одну из своих книг Гари Лайт символично назвал «Возвращения». Именно так – во множественном числе. Эти «возвращения» и есть постоянная доминанта, нерв его поэзии. Верно подмечено: «Он будет в Чикаго размышлять о Киеве, в Киеве – о Чикаго, вспоминая и