Писатель на дорогах Исхода. Откуда и куда? Беседы в пути - Евсей Львович Цейтлин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пора однако открыть секрет, о котором в Америке мало кто знает: в Киеве он был Семеном Грином. Но вот в 96-м пришел в Чикаго на радио «Новые горизонты», а там уже работал один Грин – его сын Андрей, выпускник актерского факультета Ленинградского института театра, музыки и кинематографии. Семен без сомнений взял псевдоним. Как большинство людей искусства, он сентиментален: «Ланверг – это ведь моя семья, самое дорогое, что у меня есть. Первая буква, «л», означает «любимые», а дальше уместились согревающие меня имена: «а» – Андрюша; «н» – Наташа, дочка; «вер» – Верочка, жена, с которой мы уж полвека вместе; «г» – Грины».
Сейчас многие выступают на радио, пользуясь телефоном, а еще удобнее – скайпом. Я спросил об этом Ланверга, зная: живет он очень далеко от студии, к тому же не имеет машины. Семен удивился: «Ну что вы – такое не для меня… нет, не для меня. Еду тремя автобусами, больше часа в один конец. И переживаю… И радуюсь, конечно. И репетирую предстоящий спектакль».
За двадцать лет работы на радио Ланверг подготовил более тысячи программ. Много это или мало? Сущая ерунда, если вспомнить некоторых мастеров эмигрантского «прямого эфира», по любому поводу упоенно рассказывающих о собственной «жизни в искусстве». А передачи Семена Ланверга отчетливо противостоят пошлости, бездуховному самодовольству. Напоминают: великая русская культура – это то наследие, от которого мы не можем отказаться, которое мы не должны легкомысленно растерять по пути.
«Сквозь далекие огни»
(Лиана Алавердова)
Творчество Лианы Алавердовой хорошо заметно в сегодняшней литературе русского зарубежья. Вспоминаю ее яркую публицистику, талантливую литературную критику, неожиданную, но, увы, столь нужную современникам книгу «Самоубийство: до и после». И, конечно, открываю только что увидевший свет сборник «Иерихонская роза», который вобрал в себя стихи и переводы автора за минувшие четверть века. Что отличает поэзию Лианы Алавердовой? Глубина погружения в человеческую душу, а потому – отсутствие фальши, естественная, хотя порой пронзительная интонация строки, печальный и добрый взгляд – «сквозь далекие огни» – на отлетевшие годы и судьбы.
ЕЦ Пытаюсь представить вашу жизнь в последние два десятилетия. Знакомый калейдоскоп? Первые трудности эмигрантского быта; смена профессии; одновременно – дом, муж, воспитание трех дочерей: вы ведь выросли на Востоке, для вас так важны традиционные семейные ценности. И, конечно, творчество: именно в эти американские годы у вас вышли семь книг, появились публикации в «Знамени», «Дружбе народов», «Слове-Word» и других журналах, коллективных сборниках. Давайте теперь остановимся. И поговорим о главном. Каждый человек приходит в этот мир с какой-то миссией, увы, как правило, долго не понятной ему самому. В чем же она, ваша миссия? И когда, как вы ее осознали?
ЛА Именно потому, что мои годы в эмиграции пролетели и проходят так напряженно, возникает ощущение: я прожила в США бо́льшую часть жизни. Жизнь в прошлом как-то съежилась и поблекла, вроде старой фотографии. Думаю, годы в Новом Свете позволили мне раскрыться полнее и неожиданнее, чем если б я оставалась в Азербайджане. Книги, стихи, статьи, семейные хлопоты, работа – все это формы самореализации. Я просто по природе своей не могу оставаться на месте. Знаете, как та лягушка, которая била лапками и все-таки выкарабкалась из кувшина. По-прежнему, может быть, наивно, убеждена: нет безвыходных ситуаций. Только прошлое и смерть нельзя изменить, но и тут в наших силах поменять отношение к тому, что неизменно.
Что касается миссии, то для меня это было бы неестественно – обсуждать на полном серьезе, что, дескать, Господь меня наделил какой-то миссией, а я сею «разумное, доброе, вечное». Миссия, призвание, предназначение – понятия, подразумевающие высшие силы, стоящие над человеком. Миссионерство и подвижничество – это Махатма Ганди, Альберт Швейцер, Мать Тереза. А я всегда сомневалась – и сомневаюсь! – в несомненности собственного призвания. Призвание предполагает некие таланты, которые кроются в каждом, только надо их обнаружить, словно залежи полезных ископаемых. Увы, люди могут ошибаться в самооценке. Андерсен полагал себя «серьезным писателем», а не сказочником; Бунин видел в себе прежде всего поэта.
Что же касается предназначения, то тут нам и в самом деле «не дано предугадать». Я улыбаюсь: что о своем предназначении думал прадедушка Бетховена, пекарь по профессии? Мог ли предвидеть монах Пьер Периньон, что вино с пузырьками, которое он считал бракованным, так понравится аристократии, что станет шампанским? Или вспомним еще одного монаха, по имени Мендель, подсчитывавшего горошины в стручках. Поэт, сочинивший известную считалочку про зайчика «раз-два-три-четыре-пять», написал целые тома, а осталась только считалочка. Так случилось и с автором слов песни «В лесу родилась елочка». Кстати, не самый плохой результат человеческой жизни. Как сказано не мной, «от большинства людей остается только тире между двумя датами»…
А что я? Задаю себе какие-то задачи (по-английски «challengе», то есть вызов, бросая вызов себе самой). То пьесы писала, то статьи – еженедельно, то переводила… Главное – не уставать двигаться. Помните знаменитое выражение «Движение – всё, цель – ничто» Эдуарда Бернштейна, раскритикованное большевиками? Если исходить из того, что литература больше нужна мне, чем я литературе, то все становится на свои места.
ЕЦ Меня не удивляет ваша очарованность публицистикой. Дело не только в особом свойстве вашего взгляда на мир, но и в том, что у подлинной публицистики и лирики – одни корни. В обоих случаях на первый план выходит авторское «я». Перечитываю сейчас вашу книгу «Наши заграницей, Или русские эмигранты в Америке». Не можете ли вы описать сегодняшний день этих «наших»?
ЛА Меня вынесла на берег Атлантики четвертая волна эмиграции. Сейчас ряды «наших» пополняются новоприбывшими из всех городов и весей бывшего Союза. Работая в библиотеке, встречаю выходцев из Средней Азии, Закавказья, Украины и России. Еврейская эмиграция приостановилась, но зато все остальные народы стремятся в свободный мир, и кто их возьмется осуждать за это? Только американские демократы думают, что эмигрантами движет стремление к равенству. Основной посыл – стремление к свободе. Как нам правильно сказали по прибытии, каждому эмигранту особенно тяжело приходится в первые пять лет. По истечении этого срока появляется определенность в жизненном