Золото Роммеля - Богдан Сушинский

– Стоит ли откладывать, Денхоф?

– Уверен, что после того, как прямо там, в бухте, вы осмотрите «поле боя» собственными глазами, мое повествование покажется вам более одухотворенным или, во всяком случае, не настолько скучным.

– Как всегда, темните, Денхоф… – угрожающе повел вскинутым подбородком барон.

Июнь 1960 года. На борту яхты «Крестоносец».

В прибрежных водах Корсики

Овеянный утренней дымкой, отель «Пристанище паломника» возрождался на вершине безлюдного плато, словно заброшенный горный монастырь, декоративные башенки которого напоминали шпили давно не знавших ни молитв, ни покаяния храмов.

Несмотря на то, что тридцатиметровая яхта «Крестоносец» была оснащена мощным двигателем, шкипер[38] фон Шмидт, приказал матросам поднять белый парус с нашитым на него красным мальтийским крестом посредине, как повелел делать это всякий раз, когда приближался к любому побережью.

Согласно легенде, поведанной бедуином-продавцом, этот лоскут материи, с вышитым на ней крестом, некогда был частью плаща одного из предводителей испанских рыцарей-крестоносцев, захваченного в плен далеким предком алжирца. И сохранился он только потому, что в свое время отец бедуина наклеил его на кусок резинового плаща эсэсовского офицера из корпуса фельдмаршала Роммеля.

…Шмидт иронично взглянул на «священный символ крестоносцев», только вчера освеженный малиновой краской, и хотел вернуться к воспоминаниям о своей недавней, поистине судьбоносной встрече с шейхом Джамалом, но в это время дверь из кормовой, расположенной под капитанским мостиком, каюты распахнулась и в проеме ее появилась рослая, плотно сбитая фигура обер-диверсанта рейха.

– Какова обстановка в прибрежных водах, шкипер? – поинтересовался обер-диверсант рейха.

– Командир французского пограничного катера с любопытством рассматривал мальтийский крест на нашем парусе, наверняка принимая «Крестоносец» за английскую яхту с Мальты.

– Это потому, что французам сейчас не до вашей шхуны, Шмидт, – с яростным каким-то презрением прошелся Скорцени взглядом по приближающимся берегам Корсики.

– В самом деле, хотелось бы чем-то основательно отвлечь их, – неуверенно процедил шкипер.

– Теперь они со все большим опасением посматривают в сторону алжирских берегов, где именно в эти дни, по непонятным для властей, – интонационно выделил Отто слово «непонятным», – причинам, резко активизировали свою деятельность коммандос из подразделений ОАС. Но еще больше парижских демократов настораживает влияние оасовцев на солдат 1-го парашютного полка «Иностранного легиона»[39], который уже сейчас рассматривается нами в качестве ударного десантно-диверсионного кулака.

Шмидт отдал распоряжение штурвальному, из бывших моряков вспомогательного судна кригсмарине, и только после этого заметил:

– Если учесть, что в состав полка вошло несколько сотен бывших коммандос из германского парашютного корпуса генерала Штудента, вместе с которыми вы участвовали в операции по освобождению Муссолини и что костяк разведки полка состоит из «коршунов Фриденталя»… Кто способен усомниться в его боеспособности и в том, чьи приказы станут выполнять десантники-легионеры во время путча?

Несмотря на то, что солнце уже окончательно взошло, предвещая жаркий и по-корсикански ясный день, очертания скал на северо-восточном окончании побережья острова постепенно растворялись в мерцающей голубоватой дымке, а на смену им, слева по борту «Крестоносца», все отчетливее зарождались невысокие, самых причудливых форм, скалы мыса Корс. В то же время прямо по курсу уже отчетливо просматривалось серповидное окончание какой-то каменистой косы, в прибрежных водах которой, как обычно, испытывало себя на удачу множество мелких рыбачьих суденышек.

– А ведь лихие были времена, оберштурмбаннфюрер. Именно так: лихие, – мечтательно ухмыльнулся Скорцени, решительно, словно борец перед выходом на ковер, поводя могучими плечами.

– Это вы все еще о войне, оберштурмбаннфюрер? – недоверчиво покосился на него шкипер яхты.

– О войне, барон, естественно, о войне!..

И фон Шмидту лучше было бы не знать, что в эти благостные минуты воспоминаний в памяти свирепого на вид офицера СС почему-то возрождались не штурмовые схватки под русской Ельней, где его дивизия СС «Дас рейх» потеряла почти половину личного состава, и не погибельные морозы, преодолевая которые вместе с другими эсэсовцами, ему приходилось отражать яростные контратаки русских всего в нескольких километрах от северо-западной окраины Москвы…

Нет, его пленяли воспоминания о былых, как раз в годы войны происходивших, визитах на Корсику. Те вечера, которые он проводил в отстраненном от всего бренного мира отеле «Корсика», за своим персональным столиком в отельном ресторане… И те любовные игры, которым он предавался вместе с княгиней Марией-Викторией Сардони.

– Мы, германские офицеры, оберштурмбаннфюрер фон Шмидт, должны быть признательны фюреру уже хотя бы за то, что он подарил нам эту войну. Что он подарил ее истинным германцам.

– Не знаю, лично я всегда считал, что война – это окопное дерь-рьмо! – проворчал фон Шмидт. – Впрочем, вопрос, конечно, философский…

– В связи с операцией по освобождению Муссолини, – не обращая внимания на эту «недостойную германца» реакцию, продолжил Скорцени, – я, тогда еще обычный гауптштурмфюрер, только-только начинавший свою карьеру в СД, был вызван в ставку фюрера в Восточной Пруссии. Не скрою, сам вид ставки неприятно поразил мене своим военно-полевым примитивизмом, но беседа с фюрером… Такое не забывается. – Он умолк и вновь несколько секунд покачивался, переваливаясь с носков на пятки и впиваясь взглядом в палубу перед собой. – Даже дату помню: это было 25 июля 1943 года.

– Сорок третий год… – проговорил барон, думая при этом о чем-то своем и ни к кому конкретно не обращаясь. – Потом его назовут переломным годом в истории Второй мировой. В моей жизни он тоже был переломным: один морской конвой фельдмаршала Роммеля чего стоит.

– …И, конечно же, помню слова фюрера, – продолжил обер-диверсант рейха, уже будучи не в состоянии вырваться из потока своих воспоминаний. – «У меня есть для вас важное задание, гауптштурмфюрер Скорцени. Вчера Муссолини, мой друг и наш верный боевой союзник, арестован по приказу короля. Дуче нужно немедленно освободить, пока карабинеры не выдали его союзникам. Эту операцию, имеющую важнейшее значение для всего дальнейшего хода войны, я поручаю вам…» Всего несколько фраз, фон Шмидт, всего несколько фраз, но… произнесенных фюрером. А значит, высеченных штыками наших солдат на скрижалях истории.