Жизнь. Кино - Виталий Мельников

Директором картины был у нас бывший милицейский работник Виктор Бородин. Он широко пользовался по знакомству услугами ростовской милиции. Мы разъезжали на «газиках» с мигалками, а Гундареву возил на мотоцикле с коляской влюбленный в Наталью лейтенантик. Пышнотелая Наталья важно покачивалась в люльке, а над ней, спасая ее от загара, полоскался огромный пляжный зонт. Этот зонт прикрепил к люльке влюбленный лейтенант. Кто мог представить тогда, что Наталья так быстро станет всенародно любимой артисткой. И менее всего ждала она и все мы, что на нее так несправедливо обрушится тяжкий недуг.

По вечерам на завалинке Олег Ефремов спорил с мужиками, обсуждая международное положение. Олег защищал Хрущева и хвалил Фурцеву за театр «Современник», а мужики почему-то называли Фурцеву блядью и поносили Хрущева за то, что он «Америке весь наш хлебушко продал». Словом, жизнь у нас сложилась дружная и плодотворная. На свадьбе даже драка у нас назрела вполне натуральная. Бить собирались Олега Ефремова за хорошие слова про «Никитку». Мирились после свадьбы тоже почти неделю.

При всей своей уже всенародной известности, Олег вписывался в необходимую для фильма человеческую среду абсолютно, ему верили безоговорочно. Однажды, еще на съемках «Мамы», в период нашего увлечения скрытой камерой, я предложил Олегу пристроиться без очереди к пивному ларьку. Олег подошел к череде жаждущих, вступил в беседу, а потом ненароком двинулся к вожделенному окошечку вне очереди. Начался буйный спор с размахиваниями кружками и кулаками. Неизвестно, чем бы дело кончилось, но подошел настоящий милиционер, и съемки пришлось прекратить.

Однажды Ефремова среди бела дня похитили. В Ростове у речного причала вполне солидный капитан предложил Олегу «на минуточку» подняться на палубу и выпить холодного кваса. Олег шагнул на палубу. Тут же убрали трап, теплоход развернулся и отплыл в неизвестность. Вдоль берега бежали безутешные ассистенты – ведь у нас начиналась съемка. Теплоход вернула речная милиция только к вечеру. В Тбилиси Олега похитили со съемочной площадки, прямо от камеры. Снимали в подъезде жилого дома. Подошла застенчивая девочка с открыткой и попросила автограф. Не оказалось карандаша, и Олег сделал шаг в сторону – потянулся за карандашом. На Кавказе система похищений традиционно отработана. Олега мы нашли только потому, что из открытого окна грянуло грузинское застольное многоголосье. За длинным столом на почетном месте уже сидел Ефремов с огромным рогом в руке. Как было организовано перемещение большого живого Олега, как возникло застолье, понять было невозможно.

Несмотря на жару и «отдельные трудности» работа шла успешно. Я откровенно радовался своему актерскому выбору. Радовался, прежде всего, за девочек. И Людмила, и Наталья быстро набирали опыт, обретали уверенность.

К нашему актерскому коллективу присоединился и киевский артист Борислав Брондуков. Он появился только к середине съемочного периода. Я его совсем не знал и пригласил по рекомендации Мережко. Боря мгновенно вписался в нашу компанию. Незаурядный, яркий комический актер, Борислав был и прекрасным рассказчиком, и тонким ценителем-исполнителем украинских песен. Как-то, после одного из его импровизированных концертов, я даже решил сделать музыкальной основой нашей картины его любимую песню «Ой, у поли криныченька». Песня эта, исполненная любви к родной земле, простосердечной радости крестьянского бытия, очень помогла и поддержала впоследствии романтический строй картины.

Большой удачей для нас было и то, что картину мы снимали вдали от всякого начальства и привезли ее фактически в готовом виде. Картина, кажется, понравилась, особенно игра Людмилы Зайцевой и яркий дебют Наташи Гундаревой. Мы выпустили в свободное киношное плавание двух талантливых актрис. Уже одно это приносило удовлетворение.

После многолюдной московской премьеры мы схватили наши коробки и прямо из Дома кино, в чем были, погрузились в ростовский поезд. В том же возбужденном состоянии мы прибыли к своим казакам. Никто нас, конечно, не ждал, но весть о прибытии «нашей» картины мгновенно разлетелась. Клуб в Приморской был маленький, и потому крутили картину круглосуточно, при широко распахнутых дверях. Для того чтобы умещалось народу побольше, лавки вынесли, а люди сидели и лежали вповалку, прямо на полу. Прискакал перепуганный секретарь тамошнего райкома. Такие публичные сборища без разрешения сверху были тогда непозволительны. Секретарь, пробравшись по телам зрителей к экрану, решил легализовать мероприятие. Не знаю, кем был этот начальник до назначения на пост, но картину он представил так: «Товарищи колхозники! По моему разрешению, показую вам за хорошую работу новый фильм под кодовым названием "Здравствуй и прощай"! Фильм считаю открытым!» После этого бесконечный просмотр тянулся еще три дня. Мы без конца выходили кланяться, а потом, сидя на полу вместе со своими зрителями, в который раз снова и снова глядели картину. Мы испытывали непередаваемое счастье единения с людьми и своей востребованности.

Почти без паузы мы взялись за новую картину. Она называлась «Ксения, любимая жена Федора». Сценарий написал Александр Гельман. Он был уже известным публицистом и занимался «производственной тематикой». Поставленный по его сценарию нашумевший фильм «Премия» рассказывал про сознательного рабочего Потапова, который решил, что работает недостаточно хорошо, и отказался от премии. Половина экранного времени отведена была в фильме заседанию партбюро, которое обсуждало, как поступить с бескорыстным Потаповым. Фильм о рабочем, который отказывается от денег, очень понравился начальству. Видимо, оно рассчитывало, что под воздействием «важнейшего из искусств» народ единодушно и повально последует примеру главного героя. Этого, увы, не произошло.

Следующий сценарий Гельмана тоже был на производственную тематику. В это время Гельман как раз женился и сценарий написал в соавторстве с женой. Это была история про «легкотрудницу» – беременную женщину, которая временно, до родов, поставлена на легкую работу. На фоне грандиозной стройки, грохочущего железа и производственной суеты Ксения поглощена главной своей заботой и работой – она готовится к появлению на свет нового человека. Главное и не главное в жизни она оценивает только по этому естественному принципу. Мне показалось, что об этом можно сделать и смешную, и трогательную картину. Любящий муж Ксении Федор заботливо оберегает жену. Но он – человек, сделанный природой попроще Ксении. Он слегка жадноват и слегка жлобоват. Неуловимые, неясные тревоги владеют Ксенией в преддверии главного, грядущего события. Будущее свое и будущее нового человечка, и будущее непостижимой для Ксении, но тоже зреющей, растущей стройки слились для нее воедино.

На роль Ксении я взял Аллу Мещерякову. Я знал ее мало, но о ней хорошо говорила Людмила Зайцева. После встречи с Аллой и длительных разговоров мне тоже показалось, что Мещерякова эту роль сыграет. В ней жила какая-то затаенность, закрытость умного, тонко чувствующего человека. Теперь предстояло укомплектовать «супружескую пару». Все мои попытки соединять с Мещеряковой заведомо простоватых и незатейливых Федоров оказались бесплодными и неубедительными. Такая Ксения быстро разгадала бы и отвергла такого Федора. В этом был отчасти виноват и я. Я пытался воссоздать некую любовь «простых людей», а таковых вообще на свете не бывает. Чувства и отношения, выраженные немногословно и скупо, не становятся от этого проще. Их в обычной жизни просто скрывают. Или не умеют выразить. От этого, как правило, отношения становятся еще сложнее и мучительнее.