Под крылом дракона - Терри Лу
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да пусть только посмеет! Я — внучатый племянник графа…
— Ты просто глупая девчонка, не более.
Я поперхнулась своим возмущением, замолчала, расширенными глазами глядя на музыканта. Но как он догадался?..
— Ты явно не здешняя — не знаешь местности, обычаев, языка. И уж точно не из знати, у тебя крестьянские манеры. — Фудо говорил зло, грубо, схватив меня за плечи и время от времени потряхивая в такт своим безжалостным словам. — Ну а то, что ты девушка, не заметит только слепой. Или дракон.
Я опустила голову. Мне нечего было возразить.
— Тебе нужно бежать! Сейчас. Немедленно!
Я подняла на него слезящиеся глаза и невольно вскрикнула — к нам медленно, улыбаясь, как сытый Чеширский кот, шел Барух.
Проследив за моим взглядом, Фудо чертыхнулся. Пальцы на моих плечах сжались совсем уж немилосердно, наверное, останутся синяки.
— Не успеешь. Он уже знает.
— Что же мне делать? — Голос не слушался. Я во все глаза смотрела на Фудо. Он был единственным, кто мог помочь.
— Сейчас я уйду, а ты поговори с Барухом. Постарайся как-то отвлечь его внимание. Я подожгу один из фургонов. Когда начнется пожар — беги!
— А что, если тебя поймают? — прошептала я. — Что будет с тобой?
Лицо Фудо на секунду разгладилось, он улыбнулся.
— Не беспокойся за меня, глупышка. Я не пропаду.
С этими словами он вдруг хлопнул меня по плечу, громогласно расхохотался, словно я сказала что-то невообразимо смешное, и направился к фургонам.
Проводив музыканта прищуренным взглядом, Барух подошел ко мне.
Тяжелая рука с пухлыми пальцами и густой рыжеватой порослью легла мне на плечо. Непроизвольно попятившись, я попыталась сбросить ее, но Барух держал крепко.
— Ну что ж, девочка, пришло время отрабатывать свой хлеб.
Грубые пальцы схватили за подбородок, дернули голову в одну, затем в другую сторону, попытались залезть в рот — Барух рассматривал меня, как рыночную клячу.
— Не красавица. Но пару сотен серебром, пожалуй, выручу…
Я исхитрилась укусить его за палец. Торговец взвыл и отвесил мне оглушительную пощечину. Лицо обожгло болью, перед глазами заплясали черные круги.
— Маленькая тварь! Думаешь, твой хозяин защитит тебя? — Лицо Баруха исказилось ненавистью. — Так знай, он издох! Как и все ему подобные пресмыкающиеся выродки!
Я сплюнула натекшую из прокушенной щеки кровь. Сказала, глядя исподлобья:
— Он придет. Сдерет с тебя шкуру и натянет на барабан.
Барух улыбнулся, широко растягивая губы, похожие на Жирных дождевых червей.
— Сегодня праздник, ты не знала? Голову казненного Хасса-ба привезли в столицу.
— Нет! — Я бросилась на Баруха в отчаянной попытке стереть эту отвратительную улыбку с его лица, но тяжелый кулак ударил меня в живот.
Я упала на землю, прижимая к животу руки и трясясь не столько от боли, сколько от страха, что торговец мог задеть Хууба.
Запутавшись в рубахе, малыш копошился где-то на груди. Осторожно прижимая его ладонью, я поднялась. Ноги не слушались, подгибались.
— Ты лжешь, — твердо сказала я. — Джалу придет и вытрясет твою грязную душу.
Глаза торговца потемнели, он снова занес руку для удара.
Я зажмурилась.
— Пожар!
Одновременно с Барухом мы повернули голову на громкий, взволнованный крик.
Один из фургонов уже пылал вовсю, жадные языки пламени лизали дерево и тканевый навес, на наших глазах огненная змея переползла на соседний фургон.
— Рагхарово племя! — взвыл Барух. — Недоноски! Несите воду!
Воспользовавшись возникшей суматохой, я бросилась в толпу. Барух орал что-то вслед, но я была уверена, что гнаться за мной не станет — товар в фургонах наверняка в десятки раз дороже, чем шкура какой-то девчонки.
Горожане живой рекой отхлынули от места пожара, и я влилась в эту пеструю, испуганную реку, потекла вместе с ней — неважно куда, главное, подальше от страшного торговца и его лживого рта… Я была уверена, что он врет насчет Джалу. Потому что мой дракон не мог умереть.
Я все еще беспокоилась за Фудо, он обещал, что с ним все будет хорошо, и мне очень хотелось в это верить.
Толпа увлекала, несла меня, как легкую щепку.
Господи, Бог-Дракон… если ты есть… А ты есть, я уверена, ведь Джалу верил в тебя! Прошу, пожалуйста, пусть он будет жив… Просто жив…
* * *
Небо — глубокое, черное, будто смотришь в бездонный колодец, гладкое, как натянутый шелк: ни облачка, ни звезды… Лишь редкие сполохи приближающейся грозы окрашивают горизонт бледной синевой.
Я стою на краю плато, широко раскинув руки, вдыхаю полной грудью влажный холодный воздух — он оставляет на языке солоновато-горький привкус. Пахнет морем. Здесь всегда пахнет морем.
Тонкими чернильными росчерками мечутся по небу грозовницы. И хочется к ним — шагнуть за край, поймать ветер под кожистое крыло, рассекать воздух, убегая от молний и догоняя тучи… Но отчего же именно сейчас, как никогда прежде, ощущается горечь этой ложной свободы, когда выше облаков не пускают прутья клетки?
Ты раб, дракон, — на тебе звенят цепи.
Подхожу к краю плато, сажусь в привычной манере, свесив ноги над пропастью — ледяной ветер щекочет ступни. Как давно я прихожу сюда, чтобы полюбоваться острыми пиками гор и темным, беспокойным бархатом кромки леса? Не одну сотню лет. И каждый раз неизменно замечаю: что-то меняется — и в далеких очертаниях леса, и в горных грядах, что становятся то ниже, то острее; и дорога к замку словно бы вьется иначе. Ничто не остается неизменным. Даже звезды гаснут, меняя незримый сейчас небесный узор.
Подставляю ладонь ветру. Да, все меняется. Вот и я уже не тот, что прежде. Угасну ли вскоре?
Ветер не дается в руки, молчит.
Запрокидываю голову — первые тяжелые капли дождя падают на лицо.
Перед глазами один и тот же образ: рыжая голова, склоненная к моему плечу. Волосы — мягкие, пушистые и словно объяты огнем, так что кажется, будто я осмелился выкрасть одного из птенцов хальюнгов прямо с горной вершины… В моем видении тоже ночь, но не такая, как сегодня, — сияют звезды, словно рассыпанный речной жемчуг, и в воздухе не пахнет грозой.
Я читаю стихи. Бог-Дракон, я никогда и никому не читал стихов!.. Так зачем?
Глупый старый дракон! Не устану это повторять: я и вправду смешон, как утративший последний разум старик.
Вспомни, как ты не хотел отпускать этого человеческого детеныша — да так, что всю ночь перед прибытием каравана не сомкнул глаз: все думал, как оправдать странное желание… Маленького лисенка нельзя отпускать одного в незнакомый опасный мир, полный зла, предательства и жестокости. Да и Раг О Нар — бездушный ящер, может не сдержать слова, ибо что ему честь? Бессмысленные слова.