После бала - Энтон Дисклофани

– Ребенок, – сказала я, вытаращившись на даты. Мне стало холодно от правды, озарившей меня. Но это не так. Правда озаряла меня все эти годы.

– Мой ребенок, – сказала Джоан. – Мой.

1957

Я знала Джоан лучше всех на свете – я все еще верю в это, даже спустя столько лет, – но она всегда была загадкой, шифром, мифом. Она не хотела, чтобы о ней знали.

Той ночью она поведала мне все. Я не знаю почему. Может, космос повлиял. Она явно не собиралась рассказывать мне. Она уже привыкла лгать. Самая известная светская львица, самая красивая подруга, самая яркая звезда. Она Фортиер. Думаю, она любила меня.

Джоан не была печальной. Не была трагичной. Она была просто женщиной, чей ребенок мертв, – этот статус не придавал ни интриги, ни гламура. Статус, который сделал бы ее неприкосновенной в наших кругах.

Той ночью шестью годами ранее, когда Джоан в моем черном платье, прилипшем к ее телу, словно слой краски, стояла на цыпочках на краю вышки для прыжков в воду в бассейне «Трилистника», подвешенная во времени и пространстве, – нельзя было предугадать, что будет дальше. Но до чего же хотелось быть там, с ней. Хотелось тоже встать на вышку, вдохнуть воздух на той высоте. Хотелось посмотреть вниз на всех глазеющих людей. Не хотелось быть одним из них. Хотелось стать Джоан. Никто не знал, нырнет она или убьется. Было неважно. Был лишь единственный момент: Джоан балансирует на краю. В этом была вся прелесть Джоан Фортиер. Благодаря ей, можно было ощущать момент бесконечно. И почувствовать себя бесконечным. Пока Джоан рядом, ты не повзрослеешь. Не постареешь, не прочувствуешь горечь утраты, проснувшись однажды утром с осознанием того, что любимого человека больше нет.

Трагедия сломала бы Джоан. Поэтому она хранила секрет целых семь лет.

А теперь она мне рассказала. Той самой ночью она позволила мне быть своей подругой. Я была больше чем подруга. Я была ее свидетелем.

– Я уехала, потому что была беременна, – начала она.

Сначала она никому об этом не сказала.

– Особенно ему. – Джоан пожала плечами. – Он был просто одним из парней. На его месте мог оказаться кто угодно.

Она смотрела на могилу своего ребенка. Я ждала. Именно этого Джоан от меня хотела: терпения. Я никогда не верила в привидений, но чувствовала маму, которая бродит где-то рядом. В тот странный момент ее близость была мне приятна. Мысли о ней успокаивали меня.

Джоан долго молчала.

– Я позволила маме поступить, как она хотела. Как и всегда, – сказала она. – Я думала, что привыкну к этому. Привыкну притворяться, что у меня нет ребенка. Привыкну держать все в секрете. Но я не смогла. Этот секрет стал частью меня, пока я не перестала различать правду и ложь. Некоторая ложь очень значима, а некоторая – так, ерунда.

– Для меня все было значимым, – пробормотала я.

– Я знаю, – резко сказала она и заплакала. Заревела.

Я подошла к ней. Это было моим инстинктом: облегчать боль Джоан. Сперва она отвергала меня, но, когда позволила себя обнять, я поняла, что Джоан Фортиер – незнакомка, которую я люблю.

– Посмотри на меня, Джоан, – сказала я. Она не станет этого делать. – Пожалуйста.

Она медленно подняла голову.

– Мне стыдно, – прошептала она голосом, полным горя.

Я была рядом, но с трудом понимала ее.

– Расскажи почему, – сказала я. – Поделись своей историей.

Это все, чего я когда-либо хотела, – услышать историю Джоан. Чтобы Джоан рассказала мне правду.

И она рассказала.

Когда Джоан поняла, что беременна, ее жизнь разделилась на две части: ведь осталась и ее старая жизнь, в которой нужно было участвовать. Был март, приближался день выпуска из школы. Ламар погрузился в праздничную суматоху: мальчики выбирали себе колледжи, девочки готовились к балу. Мамы бронировали рестораны для выпускного. Это был конец, но мы были в том возрасте, когда конец кажется новым началом.

Я ощущала нечто особенное. Я знала, что, как только мы окончим школу, Эвергрин перестанет быть для меня тем, чем был раньше. Безопасность школы. Одни и те же коридоры, одни и те же учителя, одни и те же мальчики. Все это тоже исчезнет. Фред, который отвозит нас в школу по утрам и забирает после обеда. Все это исчезнет. Начнется совершенно новая жизнь. Но Джоан останется со мной. Я буду видеть ее по утрам и по вечерам, перед сном.

Джоан участвовала в своей старой жизни. Но ее настоящая жизнь была очень далека от коридоров Ламарской средней школы. Вещи все еще были ей впору. Она думала, что они все вмиг станут на нее маленькими, поэтому каждый раз облегченно выдыхала, застегивая черлидерский костюм и блузку в области груди.

Она никогда не общалась с беременными женщинами. Она знала, что Мэри сложно перенесла беременность, но не знала, как именно. Она не знала, чего ожидать от собственного постоянно меняющегося тела.

Внезапная тошнота стала для нее сюрпризом. Однажды она не пошла в школу и отправила меня одну с Фредом, сказав, что приболела. Мэри должна была быть на собрании Юношеской лиги. Но вернулась раньше времени. Это случилось бы рано или поздно; Мэри давно была готова узнать о том, что Джоан беременна. Это было лишь вопросом времени.

– Моя мама, – сказала Джоан, – знала все.

Джоан удивила доброта матери. Она ожидала от нее гнева. Вместо этого Мэри быстро придумала план, и Джоан была ей за это благодарна. Ребенок был ей безразличен. На тот момент она чувствовала лишь отсутствие месячных и недомогание. Ребенок тогда еще не стал ребенком для Джоан. Это придет со временем.

Джоан хотела лишь одного от Мэри: обещания, что Фарлоу никогда не узнает. Это был 1950 год. А Фарлоу родился в 1875-м. Дочь занималась сексом с мужчиной, а он, узнав о ребенке, не женился на ней. Это сломало бы Фарлоу. Его Джоан всегда была лучше всех.

Мэри дала обещание, что он не узнает, и Джоан ей поверила. Родить ребенка вне брака в то время – от Джоан ничего не осталось бы. О том, чтобы Джоан вышла замуж за отца ребенка, не могло быть и речи. Отцом был один из двух мальчиков, непонятно, какой из них, да и в любом случае одна мысль о том, что нужно выходить замуж, привязывать себя к мужу на всю жизнь, умолять остаться с ней, – была противна Джоан. Мэри, казалось, также понимала, что замужество – не вариант. Мэри все понимала.

– Мы решили, что я исчезну тогда, когда все будут заняты своими делами. И ты тоже уедешь. – Мы сидели на твердой земле. – Это стало одной из причин, почему ты отправилась в Оклахому.

Наступила Пасха, и Джоан пропала. Я помню, как вернулась из Оклахомы. Мэри встретила меня, Фред отвез в Эвергрин. Все это было фарсом.