Книги онлайн и без регистрации » Политика » Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - Сергей Михайлович Сергеев

Русская нация, или Рассказ об истории ее отсутствия - Сергей Михайлович Сергеев

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 144
Перейти на страницу:

Весьма характерен в этом смысле случай Польши. Как можно было надеяться сделать послушным или тем более «переварить» пусть деградировавшее и расчлененное, но все же великое в прошлом государство, обладающее многовековыми имперскими традициями, развитой исторической памятью и национальной культурой, еще и к началу XIX в. гораздо более развитой, чем русская? Поляки не только не хотели становиться русскими (от них, в общем, этого и не требовали), а в том, что они не могли даже и мысли допустить, чтобы русскими сделались их украинские и белорусские «хлопы». Идея восстановления Польши «в границах 1772 года» (то есть до ее разделов) властно владела умами практически всей польской социальной и интеллектуальной элиты. При всем внешнем безумии этой архетипической польской мечты нельзя сказать, чтобы под ней не было никакой реальной почвы.

Во-первых, существовал некий прообраз польской государственности в виде Царства Польского с практически стопроцентной польской администрацией: «До штурма Варшавы в 1831 г. русские, в особенности гражданские служащие, считались в ЦП на единицы» (Л. Е. Горизонтов). Но даже после мятежа 1863 г. и последовавшего за ним упразднения ЦП и переименования его в Привислинский край поляки сохранили очень весомые позиции в местной администрации: 80 % – в конце 1860-х гг., 50 % – в конце 90-х. «Тотальная деполонизация управления не была исполнимой задачей: в конечном счете, Привислинский край оставался польским культурным миром, польскоязычной в большинстве своем средой, а знавших польский язык русских чиновников было слишком мало» (М. Д. Долбилов). Если не удалось «обрусить» даже чиновничество «этнографической Польши», что уж говорить о ее населении в целом. «Денационализация русской Польши недоступна ни русскому народу, ни русскому государству, – констатировал в 1908 г. П. Б. Струве. – Между русскими и поляками на территории Царства Польского никакой культурной или политической борьбы быть не может: русский элемент в Царстве Польском представлен только чиновничеством и войсками».

Весь период своего пребывания в составе империи Польша была ее «больным местом», по выражению иностранных наблюдателей. Как мудро писал П. А. Вяземский во время польского восстания 1830 г.: «Польшу нельзя расстрелять, нельзя повесить ее, следовательно, силою ничего прочного, ничего окончательного сделать нельзя. При первой войне, при первом движении в России, Польша восстанет на нас, или должно будет иметь русского часового при каждом поляке. Есть одно средство: бросить царство Польское… Пускай Польша выбирает себе род жизни. До победы нам нельзя было так поступить, но по победе очень можно… Польское дело такая болезнь, что показала нам порок нашего сложения. Мало того, что излечить болезнь, должно искоренить порок. Какая выгода России быть внутренней стражею Польши? Гораздо легче при случае иметь ее явным врагом. К тому же я уверен, что одно средство сохранить нам польские губернии (то есть Западный край. – С. С.) есть развязаться с царством Польским».

Действительно, в Западном крае (Правобережная Украина, Белоруссия, Литва), с конца XVIII в. управлявшегося российской администрацией, польское присутствие было тоже весьма внушительным. Накануне восстания 1863 г. только в Юго-Западном крае (то есть на Правобережной Украине) число чиновников-поляков превышало полторы тысячи человек: «Даже начальниками канцелярий губернаторов, в том числе и после 1863 г., часто служили поляки, порой делавшие своим подчиненным выговоры за незнание польского языка, на котором большинство чиновников и общалось между собой» (А. И. Миллер). В Виленской и Гродненской губерниях среди старших чиновников православные составляли менее шестой части, а в «низшем слое» и того меньше. После масштабной деполонизации управленческого аппарата ЗК в 1860-х гг. к началу 1880-х в большинстве присутственных мест той же Виленской губернии поляки тем не менее составляли около трети чиновников.

Но еще важнее то, что практически вся социальная верхушка ЗК – шляхта – была либо польской, либо полонизированной. Несмотря на количественную ничтожность (максимум – 5 %), она являлась главным землевладельцем и культуртрегером этих мест, а украинцы и белорусы – бесправными и безземельными «хлопами» (причем православными крепостными владели не только светские магнаты, но и католическая церковь). В начале 1860-х гг. католики составляли в Северо-Западном крае (Белоруссия и Литва) 94 %, а в Юго-Западном – 90 % всех землевладельцев. После нескольких десятилетий целенаправленной правительственной политики по борьбе с польским землевладением ситуация существенно изменилась, но говорить о полной победе было явно преждевременно. К началу 1880-х гг., по завышенным официальным данным, русские поместья относились к польским в ЮЗК как 2:3, а в СЗК как 1:3. Соотношение русских и польских землевладельцев в СЗК составляло 4:25. На Правобережной Украине лишь к 1896 г. совокупная площадь русских имений превысила 50-процентную отметку, и то не во всех губерниях. На рубеже веков рост их количества остановился, а после 1905 г., когда были отменены запреты на покупку земель поляками, снова стало наблюдаться увеличение удельного веса польского землевладения.

Автор фундаментального исследования о шляхте ЮЗК французский историк-славист Даниэль Бовуа подводит неутешительные итоги деполонизации Правобережной Украины: «…российской власти не удалось, несмотря на все русификаторские усилия, элиминировать поляков из этого региона… крупные польские землевладельцы сохранили не только свое высокое положение, влияние на народ, но и задавали тон экономическому развитию Юго-Западного края».

В системе образования ЗК, созданной при прямом покровительстве Александра I и долгое время курировавшейся близким к императору человеком – польским аристократом и министром иностранных дел империи в 1804–1806 гг. Адамом Чарторыйским, до начала 1830-х гг., а отчасти и до начала 1860-х безраздельно доминировали польский язык и польская культура. В Виленском университете, вплоть до его закрытия в 1832 г., все предметы преподавались на польском языке, а русский относился к предметам второстепенным. Ничего не изменилось даже после войны 1812 г., когда ученая корпорация университета «приветствовала вступление наполеоновских войск в Вильно, некоторые преподаватели служили в оккупационных учреждениях, а студенты вступали добровольцами в сражавшуюся на стороне французов местную „гвардию“» (Ф. А. Петров). Позднее под университетской крышей свивали гнезда польские молодежные общества. Там преподавал классик польской национальной историографии Иоахим Лелевель, учились классики польской литературы Адам Мицкевич и Юлиуш Словацкий. Сменивший Чарторыйского на месте попечителя Виленского учебного округа Н. Н. Новосильцов после ревизии университета пришел к выводу, что вся система образования последнего имела целью внушать юношеству «надежду на восстановление прежней Польши». В Кременце с 1803 по 1831 г. действовала великолепная польская гимназия, призванная «воспитать истинную шляхетскую элиту», с явным прицелом на будущий университет. В то же время единственную русскую гимназию в Киеве удалось открыть только в 1811 г., с огромным трудом преодолев сопротивление школьного инспектора ЮЗК графа Тадеуша Чацкого. В 1830-х и особенно в 1860-х гг. «полонизм» в учебных заведениях ЗК был ликвидирован. В самой Польше польский язык был официально изгнан из государственных учреждений и учебных заведений. Однако эффективной русификаторской системы образования взамен создать не удалось.

1 ... 56 57 58 59 60 61 62 63 64 ... 144
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. В коментария нецензурная лексика и оскорбления ЗАПРЕЩЕНЫ! Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?