В ожидании счастья - Джил Грегори

– Каждому ясно, что вас что-то беспокоит, Колин, – совсем по-мужски сказал он, довольный тем, что наверняка так же сказал бы Сойер. Он помолчал, пока они огибали угол главной улицы. – Если вы поделитесь со мной, может, я чем-нибудь помогу?

Колин молча указал на два стула с прямыми спинками, стоявшие возле постоялого двора.

– Я хочу поговорить с тобой, Джона. Есть кое-что, что мы должны выяснить, перед тем как я вернусь в Нью-Йорк.

Мальчик ждал, заинтригованный, но одновременно чувствовал, как в нем просыпается беспокойство. В темноте он вглядывался в лицо мужчины, севшего рядом с ним в тишине города, который казался безлюдным: почти все собрались в гостинице, чтобы принять участие в празднике.

– Я не знаю, как тебе сказать… – начал наконец Колин. – Думаю, сначала ты должен узнать о твоей матери.

– О моей матери? – Джона непонимающе глядел на него. Этого он никак не ожидал.

– О твоей матери и обо мне. – Колин вздохнул. – Видишь ли, сын, я встретил ее много лет назад в Эштоне, в Канзасе, когда она там жила у тети и дяди…

Тишину ночи прервал звук шагов бегущего человека. Колин вскочил со своего стула как раз в тот момент, когда Мэгги выбежала из-за угла и увидела их.

– Ма, что случилось? – воскликнул Джона, увидев ее отчаянное лицо, но она едва взглянула на него, а встала прямо перед Колином.

– Что ты сказал ему? – требовательно спросила она.

– Пока ничего. Я как раз…

– Джона, возвращайся в гостиницу. – Мэгги дрожала от ярости и страха. Она повернулась к сыну и подтолкнула его. – Иди сейчас же. Кто тебе разрешил уйти?

Она говорила резко, гневно и оскорбительно, а ведь она хотела защитить своего мальчика, защитить любыми путями! Он покраснел оттого, что к нему отнеслись как к несмышленому ребенку, отругали перед новым другом.

– Но, ма…

– Не спорь! Я сказала – возвращайся. Немедленно!

– Оставайся! – приказал Колин, вставая между Мэгги и ее сыном. – Во влажном мраке ночи он уже не выглядел по-мальчишески, очаровательно или привлекательно, – он больше походил на сурового и безжалостного человека, стремящегося достичь своей цели. Его глаза мерцали так же холодно, как самые далекие звезды.

– Мэгги, бесполезно. Нет смысла откладывать. Я решил, что у него есть право выслушать правду, и я выбрал это время…

Она ударила его, и звук пощечины звонко раздался в тишине.

– Ма! – воскликнул Джона, с ужасом глядя на мать, всегда такую спокойную, добрую. Сейчас она смотрела на Колина Вентворта с яростью загнанной в угол дикой кошки. Вдруг взгляд мальчика упал на высокую фигуру человека, который незаметно приблизился к ним и стоял в тени у стены постоялого двора. – Па…

Джона испугался. Он никогда не видел свою мать такой сердитой и не видел отца таким молчаливым и посеревшим, как гранитная скала на фоне неба.

– Возвращайся на вечеринку, сын. Делай то, что говорит тебе мать.

Джона задрожал от жесткого тона отца. Но он уже не спорил.

– Слушаюсь, сэр.

Все молчали, пока он медленно брел прочь. Что все это значит? Почему они отсылали его, когда он всей душой хотел знать, что же все-таки происходит? Он прошел полдороги по направлению к гостинице, и в его детской душе проснулся дух протеста. Кто же он в конце концов – младенец или подросток, который собирается стать мужчиной?

Его нижняя губа непроизвольно выпятилась вперед, совсем как у Сойера, когда тот на что-нибудь решался. Медленно повернувшись назад, Джона некоторое время смотрел в ту сторону, откуда пришел. Потом тихо, как сиу, прокрался назад к постоялому двору. Его шаги утонули в шуме ветра, зато сердце билось так громко, что его стук был слышен в ушах мальчика и в гулкой черной ночи.

Молчание прервал Сойер.

– Может, вы расскажете мне, что здесь происходит, Вентворт? – Он буравил взглядом человека, который формально являлся теперь его партнером, но все добросердечные отношения между ними испарились. Сверкающие глаза Сойера выражали холод и настороженность.

Колин перевел взгляд с волевого лица Сойера на застывшее лицо Мэгти, потом снова посмотрел на Сойера.

– С радостью, Блейк. Я считаю, у вас есть право знать.

– Нет! – Мэгги подбежала к мужу и схватила его за руку. – Сойер, уведи меня домой. Мне нужно поговорить с тобой! Пожалуйста.

– Сразу же, как только Вентворт расскажет мне, в чем дело.

– Нет!

Она была в полном отчаянии, бледная как снег и трепещущая, словно степная роза на северном ветру. Но он твердо решил не сдвинуться с места, пока все не выяснит.

– Говорите. – Он кивнул Колину, теребившему свой галстук. Никто из них не заметил Джону, который тихо, как призрак, притаился в тени сарая рядом.

Сердце Мэгги сжалось, когда Колин начал говорить. Она понимала, что Сойер ни за что не уйдет отсюда, пока не услышит правду.

«Сойер поймет! – уверяла она себя, сжав кулаки так, что побелевшие костяшки пальцев блеснули на фоне ее тяжелой юбки сливового цвета. – Должен понять!»

– Есть кое-что, о чем я ни разу не упомянул во время наших переговоров и встреч, – сказал Колин. Он с вызовом смотрел на Сойера, выдержав его тяжелый взгляд с достоинством. – Я был знаком с Мэгги, вашей женой, много лет назад в Эштоне, в Канзасе. Еще до того, как вы женились на ней, до того, как я женился на Кларе.

Взгляд Сойера метнулся к Мэгги. Его лицо было словно каменная маска.

– Это правда?

Она кивнула, чувствуя разочарование, которое пронзило его при ее признании, хотя он тщательно прятал его, сохранив полную невозмутимость. Итак, он узнал, но это была лишь часть правды… Узнал, что она лгала ему, или, во всяком случае, ввела в заблуждение своим молчанием. Она ведь не показывала вида, что знала Колина Вентворта до того, как они встретились в Техасе.

Затаив дыхание, она услышала, как в тополях за городом ухнула сова, как где-то хлопнула дверь, и почувствовала, как холодный ветер касается ее бледных щек.

– Может быть, остальную часть истории я услышу от Мэгги? – сказал Сойер после затянувшегося молчания. – Пойдем домой.

– Я не хочу рисковать. Она может солгать вам, Блейк, – прервал его Колин, схватив за руку, но уже в следующий миг в воздухе мелькнул правый кулак Сойера и тяжело опустился на скулу восточного щеголя. От удара он отлетел и приземлился в пыли возле кормушки для лошадей.

– Какого черта?!

Ярость исказила черты лица Сойера, превратив его в маску смерти.

– Моя жена никогда не лжет, и я забью плетьми каждого, кто скажет, что это не так.