Доля секунды - Дэвид Бальдаччи

— Многое из того, что делал отец, было правильно и достойно уважения. И у какого нормального человека Клайд Риттер не вызовет возмущения?

— К сожалению, таких хватает.

— Я прочитала все отчеты и статьи об этом событии. Меня удивляет, что никто не снял о нем фильм. Наверное, наше общество быстро потеряло интерес ко всей этой истории.

— Я вот что хочу сказать, — задушевно произнес Кинг. — Сильная ненависть еще не повод для убийства. Судя по всему, твой отец страстно верил в определенные ценности, но никогда раньше не прибегал к насилию. — Тут Кейт едва заметно вздрогнула. Кинг это заметил, но продолжил свою мысль. — Даже во времена войны во Вьетнаме, когда он был молод и многого не понимал, он не захотел никого убивать. Принимая во внимание данный факт, можно прийти к выводу, что твой отец, уважаемый профессор, мог вполне противодействовать столь ненавистному ему Риттеру, не прибегая к насилию. А к насилию его мог подтолкнуть некий внешний фактор.

— Например? — резко спросила Кейт.

— Например, некто, кого он уважал, мог попросить его составить компанию.

— Но это невозможно! Мой отец был единственным, кто стрелял!

— А что, если тот человек в последний момент просто струсил?

Кейт опустилась в кресло и снова начала перекладывать карандаш и линейку.

— У вас есть доказательства? — тихо спросила она, не поднимая глаз.

— А что, если да? Это освежит твою память? Кто-нибудь приходит на ум?

Кейт хотела что-то сказать, но передумала и покачала головой.

Кинг посмотрел на стоявшую на полке фотографию, подошел к ней и взял в руки. Фотограф запечатлел Кейт с матерью. Снимок относился к более позднему времени, чем тот, который они с Мишель видели в кабинете Конта: здесь Кейт было лет девятнадцать-двадцать. Регина сохранила свою красоту, но глаза выглядели какими-то опустошенными, будто отражали произошедшую в ее жизни трагедию.

— Ты, наверное, скучаешь по своей матери.

— Конечно, скучаю! Что за дурацкий вопрос! — Кейт взяла у него фотографию и поставила на место.

— Насколько я понимаю, твои родители не жили вместе, когда это случилось?

— Да, и что? Многие браки распадаются.

— А почему, по-твоему, распался их брак? — поинтересовалась Мишель.

— Отец был ярым социалистом, а мама — республиканкой. Может, из-за этого.

— Но они таковыми были с самого начала, разве не так? — спросил Кинг.

— Я не знаю. Они редко между собой говорили о политике. В молодости мама была потрясающей актрисой с очень перспективным будущим. Выйдя замуж за отца, она ради него отказалась от своей мечты и разрушила карьеру. Может, она стала жалеть о своем решении. Может, даже считала, что прожила жизнь напрасно. Я действительно не знаю, почему родители разошлись, и, если честно, знать не хочу.

— А почему твоя мать совершила самоубийство? Может быть, из-за смерти Арнольда?

— И чтобы осознать эту утрату, ей понадобились годы!

— Так ты считаешь, что дело в другом?

— Я не думала об этом!

— Я тебе не верю. Бьюсь об заклад, ты думаешь об этом все время, Кейт!

Она поднесла руки к глазам:

— Наша беседа окончена. Уходите!

Оказавшись на улице, Кинг сказал:

— Она что-то знает.

— Да, знает. Вопрос только в том, как из нее это вытянуть.

— Для своего возраста она очень развита, но у нее в голове столько всего перепуталось.

— Интересно, насколько близки Тристан Конт и Кейт? Он очень быстро и подробно сориентировал ее в отношении нас.

— Я тоже себя об этом спрашивал. Но вряд ли между ними какая-нибудь романтическая связь.

— Больше похоже на то, что он заменил ей отца.

— Возможно. А отцы готовы пойти на многое, чтобы защитить своих дочерей.

— И каковы наши дальнейшие действия? — осведомилась Мишель.

— Мы явно выбили Кейт из колеи. Посмотрим, куда это нас приведет.

От сотрудников филадельфийской юридической фирмы Джоан узнала немало интересного о семействе Бруно. О Кэтрин Бруно все отзывались плохо.

— Эта леди так высоко задирает нос, что просто удивительно, как она не захлебнется во время дождя, — заметила одна из секретарш.

Джоан удалось расспросить еще одну женщину, которая работала с Бруно во время его прокурорства в Вашингтоне. Она помнила Билла и Милдред Мартина и читала об их смерти.

— Вот уж никогда бы не подумала, что Билла могут убить! Он был очень хорошим человеком. Правда, слишком доверчивым.

Джоан тут же ухватилась за эту фразу:

— Доверчивым даже себе во вред, так ведь?

— Я не люблю выносить сор из избы.

— Мы обе уже взрослые люди и можем себе позволить говорить то, что думаем, — не сдавалась Джоан. — Особенно если это помогает восстановить справедливость.

Женщина тем не менее промолчала.

— Ну а какое у вас сложилось впечатление о служебной деятельности Билла Мартина и Бруно?

— Для своей должности Билл был слишком мягким. Все так считали, хотя в лицо, конечно, ему об этом не говорили. Что касается Бруно, то, на мой взгляд, по своим личным качествам он идеально подходил для работы прокурора.

— Жесткий и бессердечный? Цель оправдывает средства?

Женщина покачала головой:

— Нет, я бы так не сказала. Он был жестким, но я не слышала, чтобы позволял себе лишнее.

— Но я читала, что в те годы у вашингтонского отделения были большие проблемы и разразился скандал.

— Это так. Некоторые прокуроры, как и многие полицейские, действительно переступали черту. Но в то время это было обычной практикой. Во времена акций протеста в конце шестидесятых — начале семидесятых полицейские вместе с прокурорами систематически фабриковали улики, арестовывали за вымышленные преступления, запугивали и шантажировали людей. Это было просто ужасно. Настоящий позор!

— Тем не менее вы говорите, что Бруно не был замешан ни в чем подобном?

— Если и был, то я об этом не слышала.

— А вы знали жену Билла Мартина, Милдред?

— Она была та еще штучка! Всегда хотела жить не по средствам. И терпеть не могла Бруно, это точно!

— То есть вы бы не удивились, узнав, что она поливала Бруно грязью и наговаривала на него?

— Вовсе нет! На нее это похоже. Она хотела, чтобы ее муж проводил жесткую линию на своей службе, тайно надеясь, что это вознесет его — и ее! — на самый верх, туда, где крутятся большие деньги. Но Билл был скроен иначе. В отличие от Бруно, которому Милдред просто завидовала.