Флорентийская чародейка - Салман Рушди

Таким образом, дипломатично дистанцировав себя от впавшего в немилость старого приятеля, Турок Аргалья получил искомую должность. Самому Аргалье назначили щедрое по тому времени жалованье. Вдобавок герцог Джулиано подарил ему просторный особняк на Виа Порта Росса, с полным штатом прислуги, присовокупив к этому щедрую сумму на его содержание. «Адмирал Дориа, должно быть, отрекомендовал меня вам наилучшим образом», — всего лишь и сказал Аргалья, услышав об этом. На что герцог любезно ответствовал: «Он заявил, что ты единственный из подонков-варваров, с кем ему не хотелось бы повстречаться один на один ни на суше, ни на море, даже если ты будешь гол как новорожденный младенец и при себе у тебя будет всего лишь обычный кухонный нож».

* * *

Легенда гласила, что в семействе Медичи хранилось волшебное зеркало, в котором правитель из этого рода мог узреть лик самой желанной в мире женщины. Говорили, что именно в этом зеркале предыдущий Джулиано, приходившийся нынешнему дядей и убитый заговорщиками, впервые увидел лицо Симонетты Веспуччи. После ее смерти, однако, зеркало помутнело и утратило волшебные свойства, словно оно не пожелало оскорблять ее память отражением менее, чем у нее, совершенной красоты. В период изгнания семьи зеркало продолжало висеть на стене спальни Джулиано-старшего в семейном особняке на Виа Ларга, однако, поскольку оно не только упрямо отказывалось проявлять магические свойства, но и перестало отвечать своему прямому назначению, его убрали в крошечную кладовку при спальне, где держали всякий хлам. После избрания Папы Льва Десятого зеркало вдруг снова заблестело. Передавали, что ненароком заглянувшая в каморку девушка-служанка упала без чувств, когда увидела, что сквозь паутину из угла на нее смотрит совершенно незнакомая женщина — словно гостья из иного мира. «Во всей Флоренции нет женщины, равной ей», — заявил герцог Джулиано, когда ему показали это чудесное видение. Он заметно взбодрился духом и телом, велел снова повесить зеркало в спальне и пообещал золотой дукат тому, кто доставит это чудо пред его ясные очи.

Призвали живописца Андреа дель Сарто, и ему было велено запечатлеть на полотне сию неземную красоту, но зеркало недаром было волшебным: оно не позволило копировать магическое изображение, и когда дель Сарто глянул в него, то увидел только себя. Джулиано был разочарован. «Оставь, — бросил он. — Нарисуешь с натуры, когда я ее отыщу». После его ухода у Джулиано зародилась мысль, что, возможно, дело в самом художнике, что зеркало просто невысокого мнения о его искусстве. Другого, лучшего, у него под рукой не оказалось. Рафаэль находился в Риме, где ссорился с Буонарроти, а Филипепи, который был настолько одержим Симонеттой, что хотел быть похороненным у ее порога (в чем ему, разумеется, отказали), давным-давно умер. К тому же задолго до смерти он впал в нищету, стал ни на что не годен и мог стоять лишь опираясь на две палки. Его ученик Филиппино Липпи был популярен среди любителей парадов и уличных шествий; он угождал вкусам толпы, но абсолютно не подходил для целей Джулиано. Так что оставалось довольствоваться дель Сарто, хотя теперь эта проблема приобрела чисто академический характер, поскольку изображение появлялось лишь тогда, когда Джулиано оставался в комнате один. В последовавшие за этим дни было замечено, что герцог все чаще стал искать уединения у себя в спальне, чтобы без помех любоваться неземной красотой незнакомки, и близкие к нему вельможи, и без того немало обеспокоенные состоянием его здоровья, начали с тревогой и страхом коситься на его возможного преемника Лоренцо. И вот тут-то неземное создание собственной персоной явилось в город в сопровождении Турка Аргальи — и наступила новая эра.

Она была на четверть века моложе его, ей исполнилось всего лишь двадцать два, и когда она попросила его показать окрестные рощи, Макиа отозвался на ее просьбу с готовностью влюбленного юнца. То, что его друг Аго повел себя точно таким же образом, отчего-то вызвало его крайнее неудовольствие. «При чем тут этот нахал? — подумал Макиа. — Неужели он тоже собрался за нами увязаться?» Это было весьма досадно, но, приходилось признать, в данных обстоятельствах неизбежно. И тут впервые стало очевидным, что принцесса обладает необыкновенным даром очаровывать: супруга Никколо, Мариетта, обычно ревновавшая мужа к любой юбке, отнеслась к намеченной прогулке с изумившим его энтузиазмом. «Разумеется, ты обязательно должен показать девушке наши владения», — проворковала она и тут же вручила им для пикника корзинку со съестным и бутылку доброго вина. Макиа мог найти этому лишь одно объяснение: «Мариетту кто-то околдовал», — решил он и даже нашел для себя ответ, кто именно мог это сделать: две колдуньи, которые появились в его доме. Однако, памятуя об известной пословице про дареного коня, он отбросил черные мысли и взыграл духом по поводу предстоящего развлечения. Через полчаса он вместе с Аго уже вышагивал рядом с принцессой и ее фрейлиной к дубовой роще их детства. Позади, на почтительном расстоянии, за ними следовал Константин с дюжиной янычар.

— Когда-то в этом лесу я сумел найти корень настоящей мандрагоры, — проговорил Аго.

Макиа видел, что его друг делает все возможное, чтобы произвести впечатление на женщин. «Бедняга, как он жалок», — подумал Макиа.

— Это было где-то здесь, — продолжал Аго, беспомощно оглядываясь вокруг.

— Вам нужна мандрагора? — небрежно спросила его Кара-Кёз на местном диалекте. — Взгляните-ка вон туда, там ее целые заросли.

И прежде чем кто-либо успел их остановить или хотя бы предупредить, чтобы они забили уши глиной, обе дамы подбежали к кустикам и стали выдергивать их из земли.

— Стойте, они сейчас заплачут! — взвизгнул Аго, неловко размахивая руками. — Мы все сейчас оглохнем, или сойдем с ума, или… — Он собирался сказать «умрем», но женщины посмотрели на него в полном недоумении. Обе держали в каждой руке по корню, но никаких воплей никто не услышал.

— Конечно, в больших дозах им можно отравиться, — спокойно сказала Кара-Кёз, — а так он совершенно безвреден.

Только теперь мужчины с изумлением осознали, что перед ними дамы, за которых сама мандрагора готова отдать жизнь без звука протеста.

— Прошу вас, только не пробуйте его силу на мне! — весело крикнул Аго, стремясь как-то замаскировать выказанный ранее испуг. — Иначе я буду обречен любить вас обеих до конца своих дней. — При этом не только его лицо, но и шея и руки приняли пунцовый оттенок, отчего всем стало ясно, что он уже влюбился, отчаянно и безнадежно, и никакие волшебные коренья ему не нужны.

К тому времени, как Аргалья со своими швейцарцами вернулся, чтобы сопроводить принцессу и Зеркальце в их новое жилище, в Палаццо Кокки дель Неро, вся деревушка от мала до велика подпала под очарование двух чужестранок. Даже куры и те кудахтали веселее и стали лучше нестись. Сама принцесса не прилагала никаких видимых стараний, чтобы завоевать расположение сельчан, но оно росло как бы само собою. В течение шести дней, проведенных ею в доме Макиавелли, принцесса гуляла с Зеркальцем по рощам и читала на разных языках стихи; она подружилась с детьми хозяев дома и даже предлагала помочь Мариетте на кухне, но та отклонила ее великодушное предложение. Вечера она с удовольствием проводила с Макиавелли в его кабинете, слушая, как тот читает отрывки из книг своих любимых авторов — Пико делла Мирандолы и Данте Алигьери, а иногда и строфы из «Влюбленного Роланда» Маттео Боярдо, графа Скандиано. «Ах! — воскликнула Кара-Кёз, услышав о неисчислимых страданиях героини. — Бедная, бедная Анджелика! У нее столько врагов и так мало сил, чтобы противостоять им или подчинить их всех своей воле!»