Да не судимы будете - Надежда Черкасова

— Алла Николаевна, вам немедленно нужно обратиться к врачу. Вы не можете лететь в таком состоянии.

— Нет, не надо врача. Это у меня от страха.

— Тогда вам, может, лучше ехать поездом?

— А еще лучше идти пешком? Я же сказала: со мной все в порядке! — сквозь зубы прошипела Алла, мечтая поскорее избавиться от назойливого провожатого. — Пойдемте к стойке.

После регистрации и получения посадочного талона Красков, предъявив удостоверение, прошел вместе с Никоновой в зону паспортного контроля. Они устроились на свободных сиденьях, и Алла с опаской огляделась.

То, что она увидела, не поддавалось никакому логическому объяснению: на дальней скамье ближе к выходу на посадку сидели рядышком Денис и Макс в надвинутых на глаза одинаковых шляпах и мирно беседовали. Заметив, что Алла смотрит на них, Макс подмигнул ей и снова, как ни в чем не бывало, заговорил с Денисом. Тот только молча кивал, соглашаясь, и буравил Аллу пристальным взглядом.

Внезапно она почувствовала боль за грудиной. Это ее бедное сердце, которое больше не желало терпеть нагрузки, давало о себе знать. И если Алла немедленно не отреагирует на его теперь уже вопли, оно просто остановится.

Она повернулась к Краскову и с удивлением посмотрела на него.

— Что-то не так, Алла Николаевна?

— Все не так! Мне плохо. Я никуда не лечу. Вызывайте «Скорую»… если успеете, — прошептала она и откинулась на спинку сиденья.

Сквозь густой туман, окутавший сознание, и беспрерывное кружение, словно в вальсе, она чувствовала, что ее куда-то несут, покачивая на ходу. Затем свет погас, и наступила кромешная, но успокаивающая тьма и тишина, немая, но оглушающая, до звона в ушах.

«Ну и пусть. Зато сердце уже не болит», — успела подумать Алла и отключилась.

— Что бы еще вам такое рассказать? Ах да! Литвинова в декрете. Ситникову ушли на пенсию. Хоть она и очень упиралась. А представляете, как нашему председателю суда не повезло! Вы же знаете, что Каминского Игоря Вениаминовича в край собирались забрать на высокую должность? Как же он рвался туда из нашего захолустья! Так вот, не исполнилась его мечта: помер от тромба… Или еще от чего-то такого. Я в медицине не очень разбираюсь. Потому и выбрала юриспруденцию, — тараторила без умолку Леночка, во все глаза таращась на безмолвную и ни на что не реагирующую начальницу, тупо уставившуюся в одну точку и словно не слушающую свою излишне говорливую секретаршу. — Так что работать совсем некому. Мы вас так ждем, Алла Николаевна! Так ждем… — произнесла Леночка и запнулась, мельком глянув на решетку окна палаты.

А не слишком ли она увлеклась, выдавая совсем не желаемое за действительность? Не найдя ответа, увлеченно продолжила:

— Столько дел накопилось, что весь коллектив работает не покладая рук. И никакого покоя. А с другой стороны посмотреть, что такое покой — маленькая смерть, что ли? Нет уж, лучше много работы. Я, например, очень много работаю. И высокое начальство на это уже обратило внимание.

Леночка вздохнула и мечтательно закатила васильковые глазки в облупленный потолок.

— Думаю, я скоро выйду на более высокий уровень. Заслужила, как-никак! — Она снова взглянула на начальницу. — Ой, что это я все о себе да о себе. Вы только не волнуйтесь, Алла Николаевна! Вот немного отлежитесь здесь — и снова на работу. Все уже соскучились по вам… — Леночка снова запнулась, понимая, что выдает за правду явную ложь.

На самом деле никто по Никоновой не скучал. Даже наоборот, ее уже списали со счетов и судачат, кому достанется освободившееся место. Но Леночка-то знает точно, что только ей, и больше никому! Потому что папенька обещал. А он никогда зря на ветер слов не бросает. И превратится простая секретарша Леночка в важную персону — судью Парамонову Елену Станиславовну.

Ах, поскорее бы! Уж она-то в отличие от Никоновой взяток не будет брать никогда. Верой и правдой станет служить закону, государству и отечеству.

Леночка даже хорошенькую головку выше подняла, чувствуя, какая на ней огромная ответственность, и вспомнила слова присяги судьи: «Торжественно клянусь честно и добросовестно исполнять свои обязанности, осуществлять правосудие, подчиняясь только закону, быть беспристрастной и справедливой, как велят мне долг судьи и моя совесть!»

Ах, как это здорово! Словно страшная клятва, которую она ни за что на свете не нарушит! И Леночка снова вздохнула, словно освобождаясь от всех человеческих страстей и эмоций, которые могут помешать ей исполнить присягу. Воистину наше чувство собственного достоинства протиснется в любую щель!

Неожиданно Леночка вспомнила слова папеньки: «Дорогая, вступая на столь сложный путь служения Фемиде, помни: коррупция хуже проституции. Если последняя подвергает опасности мораль какого-то отдельно взятого человека, то первая гораздо опаснее, так как определенно ставит под угрозу мораль всего общества. Даже всей страны!»

Папенька у нее очень умный и начитанный, а потому часто высказывает ей подобные заумности. И Леночка верит ему даже больше, чем себе. Когда-нибудь и она станет такой же мудрой.

Тогда зачем она врет начальнице? Не лучше ли Никоновой прямо в глаза сказать, что ее взяточничество уже всех достало, потому что бросает тень на других судей, даже самых честных? И люди уже заранее идут в их городской суд с взятками в зубах, понимая, что за любое решение — законное или незаконное — придется платить. А когда судьи с возмущением отвергают подношение, граждане еще и обижаются, полагая, что тех не устраивает сумма.

После гибели Беркова мостик между судьями и участниками процесса благополучно сгорел. Пока никто не решается занять освободившееся место адвоката-посредника, боясь повторить его судьбу. Вот и тыкаются граждане, как слепые котята, ищущие кошку-мать, чтобы не погибнуть, то к одному судье, то к другому, подвергая опасности и себя, и служителей правосудия.

Леночка критически и с опаской взглянула на Никонову, бледную, но далеко не постаревшую и не подурневшую, как надеялась секретарша.

«Еще бы, — думала она, разглядывая множество баночек на тумбе. — Такими дорогими кремами и лосьонами пользуется. Наверное, всю косметику с собой из дома прихватила, когда ей предложили немного подлечиться».

Секретарша снова посверлила взглядом начальницу, при тупом равнодушном взгляде все же не утратившую решимости, таящейся в уголках плотно сомкнутых губ. Да и злобные огоньки, вспыхивающие время от времени в ее глазах, также намекали на витающие в нездоровой голове затаенные дерзкие мысли. А вдруг Никонова и в самом деле решит, что она может и должна вернуться назад? Но самое ужасное — у нее это и в самом деле может получиться, при ее-то связях!

Нет-нет, Леночка этого никак не может допустить! Она набрала в легкие как можно больше воздуха и решительно выдохнула:

— А вообще-то, Алла Николаевна, вам лучше не торопиться отсюда на волю. Я сначала не хотела говорить, но считаю, что это не совсем честно по отношению к вам. Поверьте, ничего личного! Мне просто вас жаль. Напрасно потратите время, нервы и деньги, чтобы оказаться на воле. Потому что там вас ждет не очень приятный — я бы даже сказала, очень неприятный! — сюрприз, от которого вы вряд ли уже оправитесь.