Он не хотел предавать - Феликс Меркулов

— А мне почему-то казалось, что Юра не из военной семьи.

Георгий объяснил, что у Малышева-отца Звезда Героя Социалистического Труда, то есть мирная, а не военная.

— Оказывается, Владимир Сергеевич его хорошо знает, — перейдя на шепот, сообщила секретарша. — Когда я доложила, что приехал Малышев и просит принять, шеф даже вышел в приемную, говорит: «А, Андрей, заходи-заходи!» А тот… Просто трясся весь от гнева. Едва вошли в кабинет и закрыли дверь, такой крик поднялся.

— Из-за чего крик?

Зиночка всегда была в курсе, о чем говорят за закрытой дверью, но на этот раз она не смогла ответить.

— Честно признаться, я сбежала.

Георгий вышел на улицу. Уже темнело. Стало свежо, как ранней весной. Обещали заморозки — и не соврали. Георгий на ходу застегнул плащ. Посмотрел на часы, подумал, что надо бы позвонить жене, предупредить, что задержится. Он набрал на мобильном домашний номер. Жена ответила сразу, — наверное, смотрела телевизор, сидя в кресле рядом с телефоном.

— Привет, это я, — сказал Георгий. — Часа через два буду дома. Тут кое-что случилось, надо срочно разобраться.

Жена вздохнула и, ни слова не говоря, повесила трубку. Это было в ее манере, но всякий раз действовало на Георгия одинаково: казалось, если бы в ту минуту жена оказалась перед ним, он размозжил бы ей голову телефоном.

Как всегда бывает вечером, в холле высотного здания гулко раздавались звуки шагов. Все лифты оказались заняты. Наконец двери одной кабины разъехались в стороны — и из лифта вышел отец Малышева. Георгий поздоровался. Андрей Виссарионович, не отвечая на приветствие, прошел мимо, посмотрев сквозь Гольцова ледяным взглядом.

Отчего-то эта встреча Георгия расстроила. В общих чертах он представлял себе разговор Малышева-отца с Полонским: проходимец врывается к ним в дом, терроризирует его жену, копается в личной жизни их сына… А все из-за того, что вчера вечером Георгий снова был у Малышевых и говорил с Вероникой Николаевной, но на этот раз беседа у них вышла не такая задушевная и чаем с вареньем Юрина мать его не угощала. Плохой у них вышел разговор, что скрывать…

А теперь, после визита Малышева-старшего к Полонскому, не избежать еще и плохого разговора с шефом. Можно только оттянуть — до завтра…

Винчестер спал сном младенца на составленных в ряд стульях, накрыв курткой голову. Тяжелые ботинки, которые он забыл сменить с наступлением теплого сезона, валялись под столом. Свежевыстиранные носки сохли на радиаторе батареи. Георгий карандашом пощекотал его босые ступни. Эдик вздрогнул, вскочил и сел, соображая, где он и что с ним.

— Ехал бы домой, — подсказал Георгий.

— А! — отмахнулся Винчестер. — Возьмите что успел настричь. Остальное — завтра.

Он зевнул и потянулся так, что захрустели суставы.

— Ладно, пусть завтра, — согласился Георгий. — Езжай домой, полуночник.

Неприметное двухэтажное строение на пересечении двух старинных переулков в районе Якиманки принадлежало военному ведомству, посему на городских планах не значилось. Каким образом Яцеку удалось оформить это строение в долговременную аренду — секрет, но, зная Михальского, удивляться не приходилось. Яцек, в отличие от Гольцова, умел проворачивать многие такие вощи и потому ездил на джипе, а Гольцов довольствовался старой «шестеркой».

На первом этаже здания размещалось частное охранное агентство «Кондор» — детище и вотчина Михальского. На второй этаж вела крутая железная лестница, прилепившаяся к внешней стене здания. Лестница, похожая на корабельный трап и заканчивавшаяся балконом, с высоты которого открывался вид на памятник Петру Первому, купола храма Христа Спасителя и вообще — московский пейзаж. Гостей Яцек уверял в том, что поэтесса Марина Цветаева некогда жила рядом, в доме, на месте которого сейчас высился трехметровый бетонный забор и коробка засекреченного военного объекта. На самом деле Яцек выдумывал. Дом Цветаевой стоял не здесь, а в арбатских заулках, в районе Тверской.

В окнах первого этажа горели огни — рабочий день в агентстве кончался за полночь. Именно поэтому Яцек оборудовал себе холостяцкую берлогу прямо над офисом. Удобно: можешь одновременно быть и дома, и на работе. Мечта!

«Хороший дом, верная жена — что еще нужно мужчине, чтобы спокойно встретить старость?» — любил Яцек с пафосом цитировать слова Черного Абдуллы, вводя новичка к себе в дом. Насчет верной жены он заливал, но хорошим домом мог хвастать с чистой совестью: квартира, занявшая второй этаж и мансарду, и вправду того стоила.

Георгий поднялся по лестнице, открыл незапертую металлическую дверь и поздоровался с Альмой. Альма грустно посмотрела на него снизу вверх и шевельнула хвостом. «Яцек дома?» — спросил у нее Георгий. Альма по-собачьи ответила (одними бровями), что хозяин наверху, в мансарде. Ладно хоть дома. С Яцека вполне станет отправиться за сигаретами в ближайший киоск, оставив дверь квартиры открытой. Он гордился тем, что красть в его берлоге нечего. Самые ценные предметы принадлежали к «недвижимому имуществу»: джакузи и чугунные радиаторы парового отопления. Всем остальным Яцек готов был пожертвовать.

— Witaj! — крикнул Георгий снизу. — Co porabiasz?

— Teraz! — ответил сверху Яцек. — Czekaj.

Языком шляхетных предков Яцек овладел уже в зрелом возрасте, когда работал в Комитете госбезопасности Литовской ССР. С тех пор Гольцов — полиглот по природе — соревновался с другом в чистоте произношения.

Ожидая, когда Яцеково «Сейчас!» претворится в жизнь, Георгий подогрел в микроволновке пиццу и открыл бутылку пива. В мансарду Георгий подниматься не стал. Особенностью Яцековых апартаментов было полное отсутствие стен, перегородок и вообще всего, что призвано скрывать личную жизнь от посторонних глаз. Единственной уступкой общественной морали была кубическая конструкция из стеклоблоков, скрывающая в себе санузел, а так — и внизу, где располагались прихожая и кухня, и наверху, где помещалась гостиная и спальня, — стены отсутствовали. Однажды, открыв незапертую дверь квартиры и услышав обычное Яцеково: «Proszk wejњж» — Георгий легкомысленно поднялся наверх и… быстро сбежал вниз, чертыхаясь про себя и злясь на Михальского, ибо роль третьего лишнего в некоторых житейских ситуациях не доставляет удовольствия нормальным людям. Но особенно испугалась девушка. Она обиделась и ушла, хлопнув дверью. Сердилась она на Михальского, но виноватым-то себя чувствовал Георгий. С тех пор он, как в басне про уху, наверх «к Демьяну ни ногой».

Яцек спустился вниз в халате, дал пять и развалился на диване в позе крайне утомленного человека. Шорохи, доносящиеся сверху, свидетельствовали о пребывании там очередной пассии.

— Молоток, что заехал, у меня к тебе дело, — сказал Яцек.

— У меня к тебе тоже.

— Выкладывай.

Георгий вынул из пакета винчестер:

— Могут твои ребята покопаться в нем и сказать, что там есть?

— Срочно?