Заклятие горца - Карен Мари Монинг

Рассуждая на тему их малышей...

– Ты думаешь, что мы должны..

– Да, – согласилась она немедленно. – Я тоже по ним соскучилась.

Он улыбнулся. Несмотря на то, что прошло всего чуть больше года со дня их свадьбы, они знали мысли и чувства друг друга, как собственные. И хотя об их дочерях прекрасно заботились две проживающие у них няньки, они отказывались надолго расставаться со своими детьми. Если они, конечно, не были заняты любовью. Тогда они вообще забывали обо всем.

Когда она отодвинулась от него и пошла в душ, он встал, чтобы присоединиться к ней.

Но, проходя мимо высоких окон в их спальне, он мельком увидел за ними какое-то движение и остановился, вглядываясь.

Его брат стоял посреди лужайки, что-то пристально разглядывая на траве.

Улыбка Драстена стала шире.

Они пережили то время, когда Дэйгис стал Темным. Это было чертовски трудное время, но его брат был свободен, находился в Аберджине, жизнь была роскошна, сладка и насыщена! Его отец Сильван и их мачеха Нелл были бы рады узнать, как хорошо их сыновьям живется сейчас.

У Драстена было все, о чем он когда-либо мечтал: любящая жена, процветающий клан, женатый и райски счастливый брат и длинная, простая, славная жизнь в его любимой Горной местности.

Ох, возникла небольшая суматоха, когда появился один из Туата Де – Адам Блэк, но естественный порядок вещей был стремительно восстановлен, и он нетерпеливо ожидал долгих лет...

Драстен моргнул.

Дэйгис разговаривал с зеркалом.

Стоя посередине лужайки и удерживая его осторожно по бокам, он с жаром разговаривал с этим сгустком магической силы.

Драстен озадаченно потер свой подбородок.

Почему его брат разговаривает с зеркалом? Что, в двадцать первом столетии вещи имеют способность консультировать и давать советы?

Задумавшись об этом, он недоумевал, откуда взялось зеркало?

Его не было несколько мгновений назад. Оно было выше его брата. И шире. Едва ли Дэйгис мог спрятать его в карман или подол своего килта, однако, на нем сейчас не было килта. Они оба одевались в современную одежду, хотя медленно приспосабливались к изменениям.

Драстен прижался к окну. Нет, мало того, что зеркало было очень громоздким, оно еще и сверкало на солнце блеском золота и серебра. Как он мог не заметить его раньше?

Возможно, решил мужчина, оно лежало на земле, а потом Дэйгис наткнулся на него. И возможно, он просто говорил что-то типа «о, ну надо же, странно, как это сюда попало?»

Серебристые глаза Драстена сузились. Но с чего бы зеркалу лежать на передней лужайке? У них были садовники. И, безусловно, один из них заметил бы такую вещь и положил бы ее в другое место. Как оно сюда попало? Случайно свалилось с неба?

У него было плохое предчувствие относительно всего этого.

– Ты идешь, милый? – окликнула Гвендолин.

Он услышал, как изменился шум воды в душе, когда она вошла под струи. Перед его мысленным взором предстала картина, как вода омывает ее красивое тело, сверкая влагой на ее гладкой бледной коже. Он обожал современную сантехнику и не мог насытиться своей женой, когда она была мыльной, скользкой и чувственно игривой.

Внизу Дэйгис теперь грозил кулаком и кричал на зеркало.

Драстен закрыл глаза.

После долгой паузы он открыл их снова и бросил взгляд, полный желания, в направлении душа и его великолепной обнаженной и влажной жены.

И снова яркий свет из окна привлек его внимание.

Он исступленно вздохнул.

– Не могу, дорогая. Мне жаль, – откликнулся он, – но кажется, что Дэйгис по какой-то непостижимой причине ведет горячую дискуссию с зеркалом на нашей передней лужайке.

– Что делает Дэйгис с горячей лошадью и зеркалом? – крикнула Гвен из душа.

– Разговаривает, сладкая, разговаривает, – ответил он.

– Что?

Он снова вздохнул. Затем повторил:

– Он говорит с зеркалом, – крикнул он намного громче. – Я должен пойти, узнать почему.

– Говорит, о! На передней лужайке? Дэйгис? Правда? Жди меня, Драстен! Я буду готова через минуту, – прокричала она в ответ. – Это кажется положительно очаровательным!

Драстен покачал головой. Его женщина сказала «Очаровательным». У нее иногда был очень странный взгляд на вещи.

Затем он слабо улыбнулся, и внезапно раздражение по поводу последних вмешательств в его жизнь покинуло его. В конце концов, если бы ничего не происходило, какой она была бы?

Вмешательства…

Что они для мужчины, действительно благословленного, получившего такую женщину, как его Гвендолин, которая разделяет с ним все радости и печали?

– Подними меня, ты, неуклюжий чурбан. Проклятое чертово солнце, оно ослепило меня, – рычало зеркало.

Дэйгис моргал, глядя вниз на зеркало. Оно лежало лицевой стороной вверх на лужайке и его практически разрывало на части от ярости, переполнявшей Кейона МакКелтара.

Одной рукой его предок держался за зеркало с внутренней стороны, другая его рука была приложена козырьком к его лбу, как будто ограждая его прищуренные глаза от яркого света.

Какое-то время, у Дэгиса просто не было слов, чтобы сформулировать предложение.

– Что, черт возьми, ты делаешь там, родственник? – спросил он нейтрально.

Мужчина в зеркале. Его родственник. Его древний родственник. Он думал, что он повидал уже все, но это было чем-то новым. Множество вопросов столкнулись в его мыслях.

– Солнце. Слепит. Подними меня, – огрызался его предок.

Дэйгис посмотрел. Солнце стояло непосредственно над ним.

Он отступил, не отводя взгляда. Озадаченный, он наклонился и поставил зеркало стоймя перед собой. Он обращался с ним осторожно, пытаясь как можно меньше касаться его. Поскольку он держал его несильно, оно выскользнуло из его пальцев и чуть не упало на бок. Но он вовремя сумел его поймать.

– Ради Бога, будь осторожен с проклятой вещью! – шипел его предок. – Оно сделано из стекла. Отчасти. Из всего сказанного, чувствуешь, где ключевое слово. Ты всегда настолько неуклюж?

Дэйгис напрягся.

– Ты всегда такой сквернослов? У тебя манера говорить, как у саксонца. Неудивительно, что у тебя такая плохая репутация.

– У меня – плохая... – Его предок запнулся, подняв свои руки, выражая тем самым отказ от дальнейшего обсуждения этой темы. – Забудь. Я не желаю знать, что говорят обо мне. – Он осматривал лужайку вокруг. – Где, черт возьми, я нахожусь?