Код Электры - Мария Энгстранд

Потом достала из кармана платья свой маятник. Повесив его на палец, что-то пробормотала себе под нос.

Мама и Орест стояли, уставившись на нее. Но все же пошли следом, когда она медленно двинулась в лес.

– Теперь мы еще и заблудимся, – проворчал Орест. Мы шли за Моной. Что нам еще оставалось делать? Мы ступали меж темных замерзших елей. Снега не было, но изморозь поблескивала серебром там, куда проникал лунный свет. Вскоре лес стал гуще, нам пришлось идти гуськом.

Шуршание.

Свет.

Что-то притаилось там, во тьме! Я увидела луч света, пробивавшийся сквозь ветки.

И тут все произошло очень быстро. Большой фонарь, яркий, как прожектор, висел на еловой лапе. Он освещал круг на земле.

Это не снег, поняла я вдруг.

В посверкивавшей тьме виднелся темный мужской силуэт.

Он поднял обе руки вверх, готовясь ударить что-то у своих ног.

Там, на замерзшей земле, сидела, скрючившись, маленькая фигурка.

– Электра! – крикнула Мона.

Орест кинулся к Электре.

Мама закричала.

Силуэт замер. Повернулся к фонарю, мигая от яркого света.

На нем был длинный вязаный шарф.

Папа.

Там стоял мой папа в своей толстой зимней куртке. Шапка надвинута глубоко на уши. На нем были рабочие перчатки, и выглядел он весьма подозрительно.

– Простите! – проговорил он. – Я не думал, что это так уж опасно.

Что? Зачем папа потащил с собой Электру в лес? Что он такое затеял?

Папа показал нам маленькую елочку.

– Смотрите, какая симпатичная! Электра помогла мне ее выбрать. Правда, Электра?

Электра посмотрела на него и с важным видом кивнула. А потом подбежала к Моне, которая обняла ее крепко-крепко.

– Но ведь у нас уже есть елочка, – сказала мама.

– Как сюда попала Электра? – строго спросил Орест.

Папа с удивлением посмотрел на него.

– Она вдруг подбежала, когда я собирался ехать в лес, – пояснил он. – А у вас никого не было дома! Вот мне и пришлось взять Электру с собой. Я написал записку и оставил на вашем кухонном столе. Разве вы не видели?

Только я успела прийти в себя от сознания того, что с Электрой все в порядке, а мой папа ворует елки, как мне вспомнилась Месина с астролябией. Мы должны спешить в Нэс! Она наверняка там! Хотя, с другой стороны, почему она не взяла с собой Электру?

– Орест! Нам надо туда, за железную дорогу! Линии К и Д, ты же помнишь!

– Мне кажется, это бессмысленно, – медленно ответил Орест. – Ее там нет. До меня только что дошло… на самом деле дитя с лозой – это не Электра… и не я. Это Месина!

Пока ехали обратно в Лерум, он все мне объяснил. Папин микроавтобус (а я и не знала, что у него есть такой) уехал вперед с Моной и Электрой. Нас с Орестом везла мама на своей машине.

Все думают, что только избранный ребенок, дитя с лозой, может использовать астролябию. И что Аксель якобы узнал от Сильвии имя этого ребенка. Если подставить имя ребенка в качестве ключа, шифр СВЖБХРЪМ на дереве у старого дома в лесу укажет место, где дитя-лозоходец сможет использовать астролябию.

– Да, – кивнула я. – Так и было в день летнего солнцестояния. Но сейчас, вдень зимнего солнцестояния, нужно отразить имя зеркально, то есть написать его задом наперед! И тут Электра не подошла, ничего не получилось. Но с моим именем получилось! И вышло КРЕСТИЛ!

– Но, – возразил Орест, – если взять другое имя, например Месина…

Я быстро прикинула – как-никак уже неплохо ориентируюсь в шифре Виженера. СВЖБХРЪМ и АНИСЕМ… получается что-то, начинающееся на НОС…

– Не так, – сказал Орест. – Повернуть надо шифр, а не имя. И тогда вместо СВЖБХРЪМ получается МЪРХБЖВС, – продолжал Орест. – А теперь надо использовать «Месина» в качестве ключа. Тогда получается ФИСКФУ А «ФУ» – пересечение линий Ф и У на карте Акселя – это как раз точка над школой. Она позаботилась о том, чтобы заполучить астролябию как раз во время лунного затмения и в месте пересечения Ф и У, о котором узнала из шифра… И наверняка думает, что сможет использовать астролябию! Думает, что это она — дитя с лозой и она типа держала в руках астролябию в нужное время в нужном месте.

– Она повернула шифр, – пробормотала я. – Если взять шифр задом наперед с ключом Месина, то получится ФИСКФУ, но если взять шифр как он есть с моим именем Малин и немного повозиться, то тоже получается ФИСК!

В глазах у меня потемнело. Я и Месина. Месина и я.

– Вот именно, – спокойно проговорил Орест. – Ясно, не так ли? Все эти разговоры про дитя с лозой – галиматья! Шифры могут обозначать все что угодно. Но Месина наверняка верит в этот бред.

– О чем это вы там рассуждаете? – спросила мама. И мы, переглянувшись, решили, что разумнее всего закрыть тему избранных детей.

45

К счастью, мы уже добрались до Лерума, так что мама не успела расспросить, почему мы говорили о Месине и загадочных шифрах. Папа свернул на дорогу вдоль реки, где я обычно прохожу, идя в центр. Он припарковал микроавтобус на небольшом участке, посыпанном гравием, и тогда мама припарковалась рядом. Все вышли.

– Подождите здесь, – сказал папа и скрылся в ближайшем темном и невысоком здании. Я все думала-думала, что это задом. Где-то открылась и снова закрылась дверь. И вдруг весь он осветился!

Гирлянды из маленьких лампочек опутывали всю старую теплицу Оторпа. Теперь она напоминала елку или пряничный домик. Мы с мамой стояли разинув рты.

Тут вышел и папа.

– Добро пожаловать, – сказал он.

Внутри было большое пространство, где легко разбить настоящий садик, все заставленное ящиками с рассадой. Солнечные лампы освещали маленькие зеленые растения, а из большого динамика лилась музыка. Вдруг до меня дошло:

– Да ведь это я играю!

– Да, – улыбнулся мне папа. – Ты не сердишься, что я тебя записал?

Я только покачала головой. Мы слушали песню Сильвии – песню Сильвии, сыгранную на виолончели Сильвии. Не знаю, может ли такое быть, но мне показалось, что размер и такты в этой песне совпадали с частотой биения моего сердца. В голове вертелись ее слова.

– Тебе нравится? – спросил папа у мамы. Ей явно нравилось, мне достаточно было только на нее взглянуть. Но что-то ее явно угнетало, и она, немного помявшись, наконец выдавила из себя:

– Но… из каких денег ты все это оплатил?

– А я, собственно, не оплатил, – начал папа, и я сразу заметила, как мамино лицо помрачнело от тревоги. – Успокойся! –