Старосветские убийцы - Валерий Введенский

– Сочувствую вашему горю, – ехидно сказал Денис.

Рухнов ответил серьезно:

– А я вашему, и готов помочь.

– Помочь оправдать Тоннера?

– Я никого оправдывать не собираюсь. Я готов помочь найти убийцу или убийц. Кто бы они ни были…

Денис быстро вспыхивал, но так же быстро и остывал. Ему было очень стыдно – сам попросил о помощи и сам же набросился с кулаками.

– Я прошу прощения за свои слова…

– Я не обидчив. – Рухнов снова посмотрел на портрет. – Ваше открытие необыкновенным образом связывает все сегодняшние преступления в одно. Понимаете?

– Пока нет. Ой, чуть не забыл! У меня еще кое-что есть – тетрадь с записями Шулявского. – Денис протянул Рухнову свою находку.

Тот присвистнул:

– Великолепно! Поляк когда-то был любовником Северской и наверняка знал о ней больше, чем мы.

Михаил Ильич быстро пролистал тетрадку.

– Черт! Все написано по-польски, а я ни слова не знаю. А вы?

– Я знаю три. Быдло – корова, кишеня – карман, пененже – деньги. Надо бы найти Кшиштофа, возможно, он умеет читать.

– Отличная идея. Не теряйте время и идите к нему – Кшиштоф завтра рано уезжает!

– Мы же Тоннера собирались ловить, – напомнил Угаров, который не мог расстаться со своей идеей несмотря ни на что.

Рухнов задумался.

– Так и быть. Я устрою засаду сам. Возле дома есть удобное деревцо, по нему и я заберусь, несмотря на хромоту. А вы пока постарайтесь расшифровать записи. Если Тоннер выйдет из дома – сразу за вами приду. Договорились?

– Хорошо, – согласился Угаров.

Денис нашел Кшиштофа на сеновале; тот уже спал. Наутро ему предстоял длинный и печальный путь, так что он лег пораньше. С неудовольствием открыл глаза, а узнав, что юноша хочет с его помощью прочесть записки его покойного хозяина, возмутился. Пришлось пожертвовать серебряным рублем. Был у Дениса такой талисман – матушка в детстве на счастье подарила. Кшиштоф читать умел, но только по слогам. Шанс расшифровать записи Шулявского, таким образом, появился – чем они и занялись.

Генерал спал тяжелым сном. Любимая Елизавета Берг собиралась подлить в брусничный морс, стоявший у его изголовья, какую-то отраву. Веригин это видел, но остановить ее не пытался. Более того, был уверен, что проснется и выпьет. От любимой женщины готов был и смерть принять. Но отравительнице помешал требовательный стук в дверь. Испугавшись, Елизавета быстро вылетела в окно, и Веригин понял, что она ведьма. Стук же продолжался. Генерал даже знал, кто так стучит. Государь император! Возмутился, что верный слуга его Веригин во время несения службы напился, и пришел лично чинов и званий лишать. И поделом! Стук продолжался, император был настойчив.

– Сейчас, ваше величество! – Веригин сделал попытку разлепить глаза. Получилось далеко не с первого раза. А грозный самодержец стучал и стучал. Веригин поднял голову и осмотрелся. Пить пора бросать. Уже и черти, тьфу, императоры стали мерещиться. Какой в имении Северских царь? И зачем бы ему понадобился Веригин? У него таких Веригиных воз да малая тележка. Павел Павлович спустил с кровати ноги. Стук раздался вновь.

– Да заходите, не заперто, – почти своим голосом сказал Веригин и посмотрел на дверь. Интересно, кому он среди ночи так понадобился? Никто не зашел. Только в щель просунули письмо. И больше не стучали. Веригин удивился и попытался встать. Тоже с первого раза не смог. Потом хлебнул брусничного морса, того самого, который ведьма во сне отравить хотела, и доковылял до двери. С трудом наклонился, потом дверь открыл – никого. Пошел искать очки. Еще выпил морсу и наконец сел и прочел.

То ли от брусники, то ли от прочитанного через минуту Веригин был трезв. Любимая взывала о помощи, находилась в смертельной опасности, и только генерал мог ее спасти. Как он смел усомниться в ее невиновности? Конечно же, все подстроено!

До назначенного срока оставалось еще время. Надо переодеться – Елизавета просила в мундире не приходить, утверждала, что это опасно. И умоляла сжечь письмо.

Генерал заколебался. Как своими руками сжечь самое дорогое, что у него есть? Веригин зажмурился, поднес послание к носу и вдохнул чуть сладковатый аромат. Письмо навсегда останется с ним.

Михаил Ильич занял позицию на дереве. Сначала было тепло, светила луна. Потом подул ветер, луна спряталась за тучи, зарядил противный дождь.

Тоннер не заставил себя ждать. Побег происходившее не напоминало, скорее охоту. Шел доктор не один, с урядником, оба держали в руках по пистолету, крались осторожно, тропинками.

Михаил Ильич хотел было слезть и идти за Угаровым, но тут заметил Рооса. Американец тоже шел тропинками, но не вдоль центральной аллеи, а параллельно боковой.

Почти следом выскочил генерал, почему-то в овчинном тулупе. Куда он направился, Рухнов не понял – луна как раз шмыгнула за тучу, и силуэт генерала быстро растворился в темноте.

Михаил Ильич решил подождать – вдруг появится кто-нибудь еще. И действительно – в свете молнии удалось разглядеть Никодима. Тот ни от кого не таился, вышел из центральной двери, направился в сторону заимки.

Прошло минут десять. Пора, наверное, слезать, идти в дом сушиться. Промок насквозь Михаил Ильич! Ан нет! Рухнов и не понял бы, чья фигура – да снова молния сверкнула, и он узнал Митю. Как ни крути, Елизавета Берг куда-то пропала. А самый заинтересованный в ее исчезновении человек – Митя! Вот бы за ним проследить!

Рухнов принялся слезать, но когда очутился на земле, Мити и след простыл. Молния больше не сверкала, только гром гремел, и куда идти было непонятно.

Тут, кутаясь в сюртук, вышел из усадьбы Тучин.

– Александр, постойте! – окликнул его Рухнов.

Художник повернулся:

– Что вам угодно?

– Вам нельзя покидать усадьбу, вы же арестованы! Побег равносилен признанию вины.

Тучин ответил злобно:

– Что вам за дело?

– Мы вместе с вашим другом, Угаровым, пытаемся помочь вам. Остановитесь!

– Это не ваше дело, ясно?

Тучин подошел к Михаилу Ильичу вплотную и толкнул его грудью в грудь. Весил Александр раза в полтора больше, и Рухнов чуть не упал.

– Ясно, – покорился Михаил Ильич.

Тучин, более не обращая на него внимания, быстро исчез. Рухнов, покачав головой, поспешил в дом – сушиться.

Анна Михайловна поела с ложечки немного бульона и по просьбе Тоннера пошевелила пальцами не тронутой ударом правой руки. Митенька кормление слугам не доверил, сам подносил ко рту ложечку, а чтобы тетушка не обожглась, предварительно дул на еду.

"Может быть, и речь восстановится", – подумал Тоннер, когда старуха что-то благодарно промычала юноше. Пощупав пульс, отметил, что он ровный, наполнение хорошее.