Право на Тенерифе - Ирина Александровна Лазарева

от этого к ним хуже никто не относился. Катя успела переболеть ОРВИ, но анализы не ухудшались. Только это немного отдалило срок биопсии. Теперь оставалось надеяться лишь на то, что она вновь не заболеет.

И вот в первые же выходные Алина позвала всех подруг к ней на день рождения. Это был семейный праздник, но Юля пришла на него сиротливо одна; ей приходилось веселиться, когда дочь лежала в больнице и готовилась к столь серьезной процедуре. У Алины стол ломился от салатов, биточков, котлет, всего, что так любят дети. Константин играл с детьми, пока Алина занимала гостей. Женя буквально плюхнулась на диван, не в силах даже пошевелить языком, чтобы предложить помощь имениннице.

– А где Эдуард? – спросила Юля.

Женя показала пальцем на дверь в детскую.

– А, за мальчишками следит, – кивнула Юля, – дает маме отдохнуть.

Женя закрыла глаза и промолвила:

– Я сейчас засну.

– Не сметь! – засмеялась Алина.

Через какое-то время толпа детей вместе с отцами ворвалась в гостиную и буквально набросилась на стол.

– Руки помыли? Фартуки надели? – только и успевала кричать Женя, недовольно глядя на супруга, который совсем позабыл о столь важных мелочах.

Но было поздно: их мальчики, один меньше другого, уже хватали со стола все подряд, надкусывали, бросали на стол, а затем пробовали другое.

– Когда третий был грудным, и то было проще! – воскликнула Женя. – Он хотя бы к столу не лез. С тремя справиться просто невозможно.

– По ним не скажешь, что у них такие спокойные интеллигентные родители, – улыбнулась Алина.

– Это точно, – отвечал Эдуард, выхватывая из рук младшего еду.

Юля внимательно наблюдала за тем, как Константин во всем помогает жене, словно они только поженились. Казалось, будто вся эта история с продавщицей была небылицей, приснившейся им всем.

Тут раздался звонок в дверь, все замерли, веселье будто на мгновение прекратилось; взрослые посмотрели на Юлю. Она не поняла их взгляда. Лишь дети продолжали хватать все со стола, ничего не замечая. Алина вскочила и пошла встречать гостью: это была Марина.

– Я ненадолго зашла, – начала она сразу извиняться, когда увидела, как на нее смотрят Алина и Женя, словно стесняясь ее.

Юля опустила глаза и стала теребить в руках бумажную салфетку, разрывая ее стороны. Все сели за стол, смущенно перекидываясь комментариями про мальчиков Жени.

– Сразу видно, мужчины растут, – сказал Костя, – такой здоровый аппетит.

– Федя так никогда не ел, – вздохнула Алина.

– Мам, – Федя, самый старший из детей, почувствовал себя сразу неловко.

– Ах, я забыла, ты уже взрослый, – рассмеялась Алина.

– Хочу сказать тост нашей Алиночке, – вдруг сказала Марина, поднимая бокал. Юля вздрогнула, но по-прежнему прятала взгляд. – Женщине невероятной красоты, духовности, доброты, ума! Будь всегда такой же прекрасной подругой, матерью, ну а главное, супругой. Японская мудрость гласит: любовь – это не когда два человека смотрят друг на друга, а когда они смотрят в одну сторону. Так и я вам желаю, дорогие мои, чтобы вы всегда смотрели в одну сторону! Будь то покупка недвижимости, машин, постройка дачи, путешествия. Хороший наряд – на свадьбу, любовь – на всю жизнь.

Алина с Костей тут же забыли про смущение, уж столь красочен был тост подруги. Алина обняла и поцеловала подругу. А затем Костя поцеловал жену.

И все-таки очень скоро Марина ушла, жалуясь на больное горло.

– Здесь дети, нечего мне их тут заражать, – сказала она, когда прощалась с Алиной.

Женя с Юлей вздохнули с облегчением, когда она ушла.

– Ну что же ты так с ней? – не выдержала Алина, вернувшись из прихожей. – Она ведь тебе ничего плохого не сделала.

Эдуард и Костя уже были в детской, играли с детьми.

– Она прозрела наконец, – съязвила Женя.

– Не знаю, девчонки, не могу смотреть на нее, и все, – вздохнула Юля, – она мне столько добра сделала, особенно когда Катя заболела. А теперь, после всего с Антоном, не могу видеть наглые лица изменников.

Алина поморщилась недовольно.

– А сама-то что мне недавно советовала? Мне, между прочим, твой совет помог. То есть ты ханжа, получается?

– Ну о чем ты говоришь, Алина! – возмутилась Женя.

– Как ты можешь сравнивать? – воскликнула Юля.

– А есть какая-то разница между нами? – с явным неудовольствием спросила Алина, переходя на шепот. – Мне изменять можно, а тебе упаси боже? Я что, человек второго сорта, по-твоему?

– Дело вообще не в нас с тобой! – так же шепотом отвечала Юля.

– Ну а в ком тогда? – не унималась Алина.

Юля замялась, словно не желая отвечать. Она с трудом подбирала слова. Большие тарелки с подсыхающими салатами все еще выглядели очень аппетитно, но она чувствовала, что больше ничего не сможет за вечер съесть. Проще было не отвечать, а вперить взгляд в стол, глядеть на него, пока глаза не заслезятся от напряжения. Ничего не чувствовать, ничего не слышать. А главное, не помнить. И все-таки она подняла голову и посмотрела на Алину. Надо было ответить на этот неприятный и запутанный вопрос.

– Всему есть свой предел. Мужчина, решивший гульнуть на стороне, но при этом сохранить семью, и мужчина, решивший гульнуть, пока его ребенок безуспешно борется с редкой болезнью, не вылезает из больниц, пьет лекарства пачками, – это совсем другое. Я не знаю худшего греха, чем этот. Достоевский с его убийством злой старушки и ее доброй сестры вообще рядом не стоял. Ни один классик не написал еще ничего, даже отдаленно напоминающего ужас и низость поступка Антона. Нормальный человек не смог бы вместить в себя другие желания, кроме как одно бесконечное желание, чтобы его дочь поправилась. Но вместо этого его мысль неслась к другой женщине, чужой, неродной… Не могу я, тошнит меня от всего этого.

– У нас в стране каждый день женщины рожают больных детей и тут же отказываются от них, – возразила Алина, ничуть не разжалобленная словами подруги. – Они тоже страшные преступницы?

– Да, – ответила Юля, – они должны быть в круге седьмом, вместе с Антоном.

– Ну, это уже не нам решать, – сказала Женя с присущей ей горячностью.

– А я и не пытаюсь ничего решать, – отвечала сухо Юля, – но делать вид, что я не знаю, что так оно есть в мире, не могу.

– Все это происходит из бездуховности, из нищеты нашего общества, – говорила Женя скороговоркой, – эти несчастные женщины бросают своих детей, как и отцы детей, они все жертвы и плохой экономики, и плохого образования, и генетики. Ведь есть статистика, что детдомовские дети чаще всего от своих тоже отказываются. Есть статистика, что чем выше уровень жизни глобально, тем меньше сирот, тем меньше преступности.

– А это