Последняя жизнь принца Аластора - Александра Бракен

Прю, видимо, была в том же пораженческом настроении, что и я.

– Через несколько часов от Редхуда ничего не останется, а демоны разбегутся по окрестностям.

А значит, еще больше людей окажутся в опасности, потеряют дома, а может, и жизнь. И все из-за меня. Надо было лучше следить за Аластором в Салеме, разгадать его план… Если бы Прю не похищали… Если бы я не приказал Аластору открыть портал…

«Да, слизняк, это все твоя вина. Теперь ты точно заслужил гордое имя Реддинг. Посмотри, сколько разрушений! Сколько боли ты причинил всем этим людям, которых ты вроде бы любишь».

Но я хотел всего лишь сделать все правильно – спасти семью. И попутно разрушил все вокруг.

Где же родители? В разъездах? Хотя какая разница, если здесь их нет? Я смотрел на город, в котором вырос. Он был жутко правильным, идеальное место, но здесь все заставляло меня чувствовать себя так, как будто я хожу в ботинках на два размера меньше. Люди насмехались надо мной и говорили, что я совершенно бесполезен. Что не заслужил чести родиться в этой семье и носить фамилию, о которой никогда и не мечтал. Но, если забыть об обидах, нужно признать, что я видел и нечто совсем иное. Наверное, любовь.

Я потер лоб рукой, проглотил ком в горле. Это все было похоже на замазанное двадцатью слоями грунта полотно Да Винчи, которое нашли в итальянском замке. Темная правда Редхуда и Реддингов так долго пряталась за завесой времени, что на ее месте вырос другой ужас. Единственный способ все спасти – начать сначала. В прошлом города гордиться было нечем, но повод для гордости всегда можно создать. Если конечно, Редхуд выстоит.

Итак, если я не намерен использовать истинное имя Аластора, остается только один план спасения.

Жаба наконец вырвался из рук Нелл и тут же, с хлопком, вырос во много раз. От его рыка упали несколько гоблинов. Из разбитого окна «Завтрака пилигрима» хобы начали швырять в него полуфабрикаты.

Кот огляделся, медленно поворачивая голову, и сощурил глаза.

– Жаба! – прошептал я, махнув ему рукой из-за одной из последних скамеек на Главной улице.

Оборотень бросился ко мне, опуская крыло так, чтобы демоны меня не заметили.

– Можешь отнести девочек в дом? – спросил я. – Прю знает дорогу. Они и все, кто там есть, могут отсидеться в убежище.

Убежища были оборудованы по последнему слову техники, но защищали только от человеческих угроз: грабителей, похитителей, убийц. Не думаю, что они были рассчитаны на монстров из другого измерения, но попробовать стоило. Девочки склонились друг к другу, видимо, обсуждали какой-то план.

Жаба наморщил нос, на его мордочке появилось выражение неуверенности, но останавливать меня он не стал. Я отошел от Нелл и Прю. Еще немножечко. Еще чуть-чуть. А потом, пригнувшись, спрятался под последней оставшейся стеной «Завтрака пилигрима».

«Что ты делаешь, слизняк?» – спросил Аластор.

Когда они заметят, что меня нет, никто уже не сможет меня остановить.

«Ищу родителей», – сказал я, не выдавая подлинных намерений. Отлично. Фокус в том, чтобы не думать об этом и не показывать Аластору руку. У меня что-то получится, только если он не попытается захватить мое тело.

Шаг. Еще шаг. Я бросился бежать. Через секунду после того, как я пронесся мимо самого старого особняка на Главной улице, на крыльцо залетел огр. Взмахом колючей дубинки он вышиб дверь вместе с косяком.

– Еще! – потребовал другой огр, который был в доме.

Женщина-огр запрыгнула на старинную хрустальную люстру и упала вместе с ней, осыпав все дождем сверкающих осколков.

Нелл и Прю выбежали из своего укрытия, крича как индейские воины. Они добежали туда, где хобы окружили несколько семей, капая на детей голубой слюной.

«Молодое мясо всегда самое нежное».

Жаба бросился за ними, взмывая в воздух. Он подцепил девочек лапами, отгоняя хобов хвостом. Я больше не мог на это смотреть, и заставил себя бежать быстрее. Довольно скоро я свернул в Яблочный переулок. Отсюда уже был виден мой дом. Мне всегда нравилось, что мы живем в переулке. Из моего окна была видна Главная улица, которую пересекал наш переулок. Здесь были большие участки, где росли деревья и кустики дикой черники. Белые, идеально симметричные колониальные фасады домов различались лишь цветом ставней: красные, зеленые, синие. Наши были черными.

Сейчас все ставни были вырваны, фасады разрушены. Посмотрев вверх, я остановился, прижал руку к раненому плечу и почувствовал свежую липкую кровь. Все это было похоже на старый кукольный домик Прю. Почему-то демоны выламывали дерево, крошили кирпич и били окна, полностью снося фасады. Несколько соседей, которые рискнули стать социальными изгоями и не пошли на концерт, стояли на своих крылечках и в ужасе озирались.

– Проспер, это ты? – спросил мистер Фезертон. – Не ходи сюда, сынок, тут опасно!

Я едва не рассмеялся. Я выглядел как колдун-трубочист, возвращающийся с работы, поэтому решил не демонстрировать прочих признаков безумия.

– Утечка газа, – неохотно сказал я, засунул руки в карманы изорванного плаща, постарался утаить свои мысли от Аластора и пошел дальше.

Один из фонарей слабо замерцал, когда я проходил мимо. По двору были разбросаны осколки стекла и обломки сайдинга, шторы и одеяла повисли на деревьях.

«Красиво, да? Представь, во что мы превратим твой мир, когда явятся все остальные!»

Спасибо, не надо. Кровавый ключ все еще в башне и все еще не закончен.

Если я вернусь в открытый портал, то смогу разбить зеркало с другой стороны, и дверь захлопнется. Я застряну в мире демонов, а со мной застрянет и кровавый ключ, пока он и вся собранная там магия не догорят. А когда Пустота опустится на «Размозженный череп», она не только поглотит меня и этот ключ, но и спасет мир людей.

«Слизняк, что ты делаешь? Зачем ты сюда пришел? – забеспокоился Аластор. Он, видимо, начал что-то подозревать. – Я слишком долго сидел в твоей голове, и отлично понимаю, что сейчас в ней полным ходом зреет очередной бездарный план».

Не обращая на него внимания, я шел по коридору, мимо двери в кухню. Туда тоже прорвались демоны. Они швырялись кастрюлями, рвали пакеты с макаронами и мукой. Стол в гостиной, за которым мы ели, смеялись и просто встречались, был разрублен пополам.

Бесценные картины были заляпаны томатным соусом и выдраны из рам. Кто-то нарисовал смайлик с рогами на пыльном телевизоре. Все семейные фотографии, которые висели вдоль лестницы – бабушка называла их «неприглядными» и «плебейскими», – валялись, разодранные в клочья. При каждом шаге я натыкался на разбитую рамку, но решительно шел наверх. Пульс стучал в ушах. Все правильно.

Это единственный вариант. Прю никогда не нуждалась в том, чтобы я ее спасал, и никогда не будет нуждаться. У родителей останется один ребенок. Остальные будут только рады, если меня не будет.