Евроняня - Наталья Нечаева

– Волшебница! Вы нас спасли!

Дмитрий, Ркацители, Бонсерат и даже выскочившие из-за волчицы переводчики восторженно захлопали в ладоши.

А Вероника – смутилась! Пока действовала, спасая сразу трех мировых звезд, не думая о собственной славе, все казалось вполне естественным. А когда закончила и получила всенародное признание…

Оказывается, и к славе тоже надо приспособиться.

Малентино снова кинулся к ней.

– Господа, ваш выход! – заскочил в помещение распорядитель. – Последнее платье.

Первым вышел Ркацители, за ним – Бонсерат. Малентино крепко ухватил Веронику за руку и повел с собой. Каким-то другим путем они вошли в зал, прямо к подиуму. Чинно уселись в полумраке. На подиуме уже заканчивали дефиле манекенщицы. И это Нику ужасно расстроило! Модели вызвали на подиум маэстро. Малентино раскланялся, рассыпался в благодарностях почему-то на чистом итальянском языке.

– А теперь – обещанный сюрприз! – крикнул он. И вывел на подиум Бонсерат.

Зал взорвался криками и аплодисментами. Под яркими огнями софитов, направленных на подиум, звезда выглядела царственно! Платье переливчато бликовало, а жемчужный шлейф источал необыкновенное сияние…

– Какое платье… – волной пронесся по залу восторженный вздох.

Бонсерат ослепительно улыбнулась и…

* * *

Звуки роскошного голоса, прекрасные, чувственные, неземные, заполнили все пространство клуба. Секунда – и все вокруг перестало существовать. Лишь чарующее волшебное звучание божественного контральто дивы.

Когда Лавалье закончила петь, в зале стояла такая тишина, что было слышно, как шуршит за спиной примадонны Никин шлейф. А потом… Лавалье просто забросали цветами! Ника не успевала удивляться, откуда взялось столько букетов.

Бонсерат, вволю накланявшись, протянула руку к Малентино:

– Спасибо маэстро за эту возможность пообщаться с великолепной русской публикой!

Зал снова взорвался овациями. Маэстро изысканно поклонился, вызвал на подиум Зураба, поблагодарил его. Теперь на небольшой серебристой возвышенности стояли три ярчайшие звезды мирового небосклона, а это было много даже для избалованного избранного общества. Модели улыбчиво торчали сзади, создавая красивый антураж. Толпа неистовствовала.

И вдруг Малентино шустро спрыгнул с подиума, схватил за руку Веронику и буквально вытолкнул ее вперед.

Зал замер. Кто это? – повис общий вопрос.

Светило мировой моды насладился реакцией, поднял Никину руку.

– Эта прекрасная девушка – соавтор нашего сегодняшнего успеха! – Он многозначительно помолчал. – И моя ученица!

Вероника глупо и счастливо улыбалась, плохо понимая, что происходит, отдавая себе отчет лишь в том, что все сливки московского общества почему-то бурно рукоплещут ей, Нике. Лавалье величественно обернулась к девушке, прекратив разбрасывать по залу воздушные поцелуи, надвинулась на нее мощной грудью, обняла и звучно расцеловала в обе щеки.

Честное слово, под этим восхитительным ливнем восторга можно было простоять целую жизнь! Однако не зря говорят, что в мире искусства людьми правит зависть. Ркацители, обиженный тем, что внимание так надолго отвлечено от его персоны, призывно поднял руку, утихомиривая разбушевавшийся бомонд, и громогласно объявил, что теперь – очередь настоящего творчества.

– Прошу в выставочный зал! – пригласил он. Жадная до зрелищ толпа мгновенно позабыла и про Бонсерат, и про Малентино, что уж говорить о Нике…

«Надо же, как мимолетна и изменчива слава», – грустно сказала себе нечаянная триумфаторша.

Бонсерат попросила кофе, Малентино – свежевыжатого яблочного сока. Маэстро снова взял Нику за руку:

– Дитя мое, вы не только прекрасны, но и талантливы. Я предлагаю вам работать у меня!

Что? Он это ей? Ника недоумевающе поглядела на маэстро: не шутит ли? Нет, глаза его были улыбчивы, но серьезны.

– Я чувствую настоящий талант! – пафосно заявил кутюрье. – Под моим руководством вас ждет великое будущее!

Ника почти открыла рот, чтобы немедленно, категорически, безоговорочно согласиться!

– Жорик! – вдруг выскользнул из темноты кто-то маленький, толстенький, с длинными темными кудрями. – Как я рад! Какой успех! Потрясающая коллекция! А платье Бонсерат – это истинный шедевр.

Кудрявый весьма характерно заикался, и Ника, даже не видя лица, сразу его узнала: Балдашкин. Самый известный российский модельер.

Коротышка наконец оторвался от итальянца, поздоровался с остальными. Нику он, конечно, не узнал. Откуда? Они ведь тогда даже не познакомились! Но руку ей поцеловал. Так же почтительно, как и Бонсерат. Рядом с Балдашкиным возле подиума, освещенная все еще не погасшими софитами, жеманно щурилась его любимая модель. Дылда, каких поискать. А на ней… Ника даже глаза протерла, хорошо, что ресницы не накрасила…

Да нет, не может быть!

На модели было… Никино платье! Одно из пропавших, «Лето». Бледно-желтый цвет верха плавно перетекал в солнечный, а следом – в оранжевый, превращаясь на самом подоле в буйный огненный закат… То есть все краски летнего дня. Как и задумывалось. С летящей юбки уходили вверх бисерные лучи приветливого солнца. Даже идеально обработанный золотистым оверлоком волнистый боковой разрез, переходящий в оригинальный шарф, закрепленный на мизинце, был ее, Никиным! «Обокрали!» – пронеслось в голове.

– Что тут у вас случилось? – поинтересовался Балдашкин. – Зураб сказал, что я пропустил самое интересное?

– Наверно! – согласился Малентино. Снова взял за руку Нику. – Знакомься! Восходящая звезда русской моды. Спасла мою репутацию и заодно – Бонькину задницу. – Мэтр шаловливо захихикал.

– Не понял? – ослепительно расплылся Балдашкин.

– Видел шлейф?

– Да! Гениально! Такой изысканный крой! Ты превзошел сам себя!

– Это она. – Малентино поцеловал Нике пальцы. – Моя ученица. За пять минут!

Балдашкин с интересом уставился на девушку. Она же, почти не вслушиваясь в разговор, по-прежнему не сводила глаз с солнечной модели, находя все новые свидетельства беспрецедентной кражи.

– Нравится? – отследил ее взгляд довольный Балдашкин. – Жорик, оцени! Специально привел тебе показать. Первое платье из новой коллекции. «Солнечное утро».

– Лето, – машинально поправила Ника.

– Что? – не понял ворюга.

– Модель называется «Лето». – Она в упор посмотрела на самодовольного коротышку. – Это – мое платье!

Балдашкин неуверенно хихикнул:

– Множество женщин хотели бы назвать его своим…

– Я была у вас в Доме моды, оставляла портфолио и… моя коллекция «Времена года»… пропала! – Девушка встала, смерила модельера презрительным взглядом. – Это платье – оттуда!