Заговор Высокомерных - Елена Тюрина

О своем увлечении пожилая женщина говорила столь восторженно, что невольно заражала этой любовью других.

В целом Мария Волговская-Равель показалась Дарье деликатным и щепетильным человеком. Впрочем, таковой ей виделась вся старая русская интеллигенция и эмигрировавшая аристократия. Оказалось, что вторая часть фамилии досталась Марии Владимировне от мужа-француза, а оба ребенка уже во взрослом возрасте взяли себе фамилию матери.

После чаепития хозяйка предложила прогуляться по дому, перед этим позвав управляющего. Он принес ходунки с подлокотниками и колесиками, на которые женщина тяжело оперлась.

Они вышли в холл, прошли мимо широкой лестницы светлого дерева, украшенной ажурными перилами, и оказались в просторной комнате, в центре которой стоял белый рояль. Стены здесь были увешаны зеркалами и картинами на музыкальную тематику. Кроме самого рояля, подставки для нот и белых стульев с мягкой обивкой абрикосового оттенка, в комнате не было больше никакой мебели. Шторы цвета топленого молока придавали лившемуся из четырех больших окон свету приятное теплое свечение. Вообще все это место вызывало у Дарьи стойкую ассоциацию с карамельным кофе, который пьешь утром, нежась в постели. Настолько здесь было комфортно и приятно находиться.

– Это музыкальная, где мы иногда собираемся и музицируем, – заметила Мария Владимировна.

– Позволите? – Дарья кивнула в сторону инструмента.

– О, вы тоже играете? – изумилась пожилая женщина. – Конечно, исполните что-нибудь!

Лисневская села за рояль, убедилась, что он настроен и полностью исправен. После этого ее тонкие изящные пальцы легли на клавиши, и зазвучала музыка. Для Марии Владимировны, судя по ее вытянувшемуся лицу, было неожиданностью услышать отрывок из Фортепианного концерта №3 – одного из сложнейших и вместе с тем известнейших произведений великого русского композитора Сергея Рахманинова.

Лисневская в последнее время редко садилась за инструмент. Но когда стала преподавать, все навыки быстро вернулись. Поэтому пальцы ее уверенно бегали по клавишам, рождая поистине великолепные, будоражащие душу звуки.

Лишь закончив играть, Дарья заметила в зеркале застывшего в дверях мужчину. Чертами лица он походил на Оливье Шарлеруа, только волосы у незнакомца были светло русые. Стройный, одетый в классический серый костюм, отливавший серебром, когда на него падал солнечный свет, мужчина имел достаточно приятную наружность. Только его насмешливые, хитрые зеленые глаза Дарье сразу не понравились.

– Бабушка, я думал, это ты играешь. А оказалось, у нас такая… ммм… гостья…

Какая она, Лисневская так и не узнала. Мужчина исследовал ее взглядом, приближаясь к роялю.

– Познакомься, Николя, Дарья – праправнучка графа Волговского из России. А это мой внук. Я вам о нем говорила.

– У графа были отличные гены, – иронично заметил молодой человек, склоняясь и галантно целуя ее запястье.

Такой поцелуй показался Дарье слишком откровенным. А по тому, как округлились глаза хозяйки дома, она сделала вывод, что так показалось не ей одной.

Его появление как по мановению руки уничтожило то очарование, которому невольно поддалась Лисневская во время общения с Марией Владимировной. Она интуитивно ощутила неприязнь со стороны Николая Волговского. А еще какой-то неприкрытый, наглый, похотливый интерес. И от этого под ребрами похолодело.

Не успела Дарья в полной мере осознать это нахлынувшее на нее неприятное ощущение тревоги, как хозяйка дома буквально ошарашила, непринужденно сказав:

– Ой, Дашенька, я все забываю у вас спросить. А почему сам Андрюша не приехал?

Лисневская беспомощно заморгала, и растерянно повернула голову к Николя. Тот же опалил ее равнодушным взглядом и вдруг скривил губы в надменной ухмылке.

Глава

XXXIII

– Мы не сказали бабушке про смерть Андрея, чтобы ее не расстраивать.

Но Дарья не поверила ему. Взяла со стола бокал, медленно поднесла к губам. Увидела, как в стекле золотистыми бликами отразился блеск ее сережек.

Они плыли по Сене на теплоходе. Сейчас Лисневская отчаянно жалела, что согласилась на эту экскурсию. Должно быть, окружающие считали их парочкой влюбленных.

Снаружи монотонно бубнил аудиогид, вода внизу пенилась белыми барашками и отливала розовым цветом благодаря закату. С реки город выглядел немного иначе, чем когда любуешься им, гуляя по улицам. Глядя на красоту природы и архитектуры, можно было забыть обо всем и только наслаждаться видами, а также весенним майским вечером.

Это был восьмой день ее пребывания в Париже, поэтому Дарья уже хорошо изучила многие достопримечательности и легко узнавала их в большом панорамном окне ресторана теплохода. Жаль, что Собор Парижской Богоматери из-за всполохнувшего тут в минувшем году пожара потерял свою былую красоту. Но и кроме него в Париже было на что посмотреть. Одно это сине-оранжевое небо, по которому время от времени прочерчивали белые полосы пролетающие самолеты, чего стоило!

Солнце садилось быстро. И вместе с ним уходило тепло. На реке всегда острее чувствуется вечерняя прохлада. Дарья чуть поежилась и подумала, что следует уже накинуть на плечи прихваченный с собой палантин. Пока она задумчиво смотрела на воду и проплывающие мимо огни Парижа, Николя тоже встал со своего места, подошел сзади, взял за талию и чувственно поцеловал в шею.

– Хочу тебя, – он говорил ей в волосы, лаская слух своим низким бархатным тембром.

Рука поднялась выше и легла на грудь. Дарья встрепенулась, поспешила высвободиться, метнула в него ледяной взгляд, давая понять, что все это крайне неуместно.

– Перестань, – она понимала, что своим согласием на эту поездку как бы дала повод за собой ухаживать, но на самом деле ее целью было раскрыть загадку вокруг смерти Оливье.

– У тебя кто-то есть? – Николя снова сел в кресло и вальяжно откинулся на его спинку, тоже беря бокал.

Втайне от нее он заказал эту услугу – романтический ужин на теплоходе. И сказал об этом, только когда они уже были на борту. Судя по довольно разнообразному и даже вполне изысканному меню, стоил такой ужин не дешево. Фуа-гра оказалась действительно вкусной, а к горячему и десерту Дарья практически не притронулась.

К ужину прилагалась бутылка очень приличного шампанского, но Николя прихватил с собой еще и вино, которое умудрился незаметно разлить по их бокалам. Лисневскую эта выходка позабавила и напомнила школьный выпускной. Она никак не думала, что таким могут заниматься парижане. Видимо, русские корни давали о себе знать.

Поскольку на палубе было слишком многолюдно и тесно, это место явно больше располагало к беседам на столь специфическую тему, как убийство. Однако сам Николя считал иначе, всячески намекая на продолжение вечера.

Его вопрос неожиданно взволновал Дарью. Что ответить? Могла ли она говорить о том, кто был и страстью ее, и любовью, и мукой? Чтобы скрыть смятение, снова перевела взгляд на окно, и вдруг какой-то внутренний толчок совершено неожиданно заставил ее произнести четкое и уверенное «да». Неизвестно, что двигало Дарьей в тот момент, но иначе ответить она не могла. Может быть, она знала это еще тогда, когда Лев сказал ей, что будет ждать. И сейчас, произнеся «да», Лисневская все окончательно решила для себя.