Лотос - Дженнифер Хартманн

привыкаешь. Привыкаешь к пустоте и строишь свою жизнь вокруг этого недостающего фрагмента, надеясь, что однажды что-то появится и отвлечет ровно настолько, чтобы боль утихла… Даже если ненадолго.

Ее слова тяжелым грузом ложатся мне на сердце, и я снова думаю о Сидни. Думаю о ее словах, которые заполнили мое сердце: «Ты понятия не имеешь, каково это – быть преследуемой тобой в течение двадцати двух лет». Чувствовала ли она то же самое, что чувствует Табита? Был ли я такой пустотой?

Я даже не осознаю, что ушел в себя, пока Табита не накрывает мою ладонь на столе, а ее мягкий взгляд не возвращает меня в настоящее.

– Кого ты любишь, Оливер?

– Прошу прощения?

Прежде чем отпустить меня, Табита нежно сжимает мою руку.

– Этот взгляд в твоих глазах – я узнаю его. Я смотрела в такие глаза каждый божий день.

Еще одна давящая тяжесть, когда я сглатываю твердый комок.

– Кое-кто мне очень дорог. Но я боюсь, что она не чувствует того же самого.

– Соседка?

Я киваю с вопросом на лице.

– Да. Как ты поняла?

– У меня хорошо развита интуиция, – усмехается она, откусывая еще кусочек, затем добавляет: – Синий.

Мы негромко смеемся, и я поддразниваю:

– Значит, ты, должно быть, знаешь и об интересе моего брата к тебе. Он назвал тебя сногсшибательной.

– Ох, правда? – Невозможно не заметить румянец, заливающий ее щеки. – Я польщена. Он показался мне милым. Гейб, верно?

– Да. Он очень поддерживал меня на протяжении всего этого.

– Важно, чтобы люди были на нашей стороне, поддерживали нас, – соглашается она. Голова Табиты слегка наклоняется вправо, когда она заканчивает жевать курицу. – А иногда нам нужно самим быть своей группой поддержки.

Мои глаза следят за ее задумчивым выражением лица.

– Как это?

– Мы должны бороться за то, что в наших сердцах. Никто другой не сможет сделать это за нас, – многозначительно говорит она мне. – И если есть что-то на этой земле, за что стоит бороться, так это любовь.

Любовь.

Тепло разливается во мне, когда лицо Сидни захватывает мой разум, и я растворяюсь в ее улыбке, смехе, смелости, юморе, искусстве, а также в ее отвратительных танцевальных движениях. Я прокручиваю в памяти наши поцелуи, наполненные волшебством и возможностями. Я таю от каждой шутки «тук-тук», от каждого нежного объятия, от каждого киновечера, когда она лежит у меня на коленях так, как будто я ей дорог.

Как будто я принадлежу ей.

Я чуть не задыхаюсь от шквала мыслей и эмоций, когда смотрю на Табиту.

– Я не уверен, что делать, – признаюсь я торжественно, со страхом.

Ободряющая улыбка Табиты сияет мне в ответ.

– Будь смелым. Будь уверенным. Будь решительным, – говорит она, ее голос полон искренности, когда она снова тянется к моей руке. – Будь красным.

Глава 21

Сидни

Я обжималась со своим лучшим другом на диване, а потом разбила ему сердце.

Даже целая банка сухого шампуня на моей голове не спасет меня от темной ямы депрессии, в которую я ухитрилась погрузиться с головой. Я смотрю в стену своей спальни и поедаю огромные батончики «Сникерс» в комбинезоне с «Секретными материалами». Вчера мне потребовались все силы, чтобы собраться на работу, и даже тогда Брант и Ребекка дышали мне в затылок, удивляясь, почему я выгляжу так, будто моя кошка умерла.

Отлично. Вероятно, я только что воплотила этот ночной кошмар в жизнь, учитывая, какая у меня была неделя.

Я крепче прижимаю Алексис к своей талии, а другой рукой швыряю пустую обертку от конфет через всю комнату, испуская самоуничижительный вздох.

Что еще хуже, Клементина почти не разговаривала со мной после своего выплеска агрессии в прошлые выходные. Ее ответы на мои текстовые сообщения краткие и отстраненные. Она даже ответила «Ок», когда я сообщила ей, что купила Поппи билеты на «Дисней на льду». У меня болит голова и болит сердце.

И теперь у меня болит живот.

Застонав, я сбрасываю одеяло и выбираюсь из постели, решив, что душ мне не помешает. Конечно, именно в этот момент раздается звонок в дверь. Я снова стону, поправляю свой растрепанный пучок и очки, надеясь, что они скроют темные круги у меня под глазами.

Открываю дверь, и меня встречает Лорна Гибсон.

Лучшая. Неделя. В жизни.

– Очаровательный выбор одежды, дорогая, – говорит она, лишь слегка язвительно, ее прозрачные глаза осматривают меня с головы до ног. – По крайней мере, на этот раз все должным образом прикрыто.

Одна бровь презрительно выгибается. Сегодня я даже не могу притворяться, что принимаю ее оскорбления всерьез.

– Я могу вам помочь? Я нахожусь в самом разгаре кое-чего.

Ягодная помада размазывается чуть выше ее рта, когда Лорна поджимает свои тонкие губы.

– Я вижу, что прервала нечто захватывающее, – посмеивается она, игнорируя мои закатившиеся глаза. – В любом случае, мне сообщили, что на прошлой неделе ты расчистила мою подъездную дорожку, и я пришла выразить свою благодарность.

– О… – Я ошеломлена таким выражением благодарности, учитывая, что я и не подозревала, что она вообще знала. И что ж, это Лорна Гибсон. – Не за что.

– Мне рассказал Оливер, если тебе интересно. Его высокая нравственность и хорошие манеры, похоже, передаются и тебе. – Подумав, она добавляет: – Хвала Господу.

Пф.

– Ну, мне не в тягость. В тот день у меня закончились греховные дела, и мне стало скучно. Я имею в виду, существует лишь ограниченное количество незащищенного секса и сатанинских ритуалов, в которых девушка может принять участие, прежде чем ей понадобится переключиться на что-то другое, понимаете?

– Все шутишь, – ехидно говорит Лорна, все еще с отвращением разглядывая меня. Она собирается уйти, но останавливается, окидывая меня странным взглядом. Откашлявшись, она лезет в передний карман блузки и достает пачку фотографий. – И еще кое-что. Я нашла их на дне своей шкатулки для украшений и подумала, что они пригодятся тебе. Эдгару нравилось фотографировать вас, дети, на свою старую пленочную камеру… Эти поляроиды воскресили особенные воспоминания.

Сначала я хочу спросить ее, что еще он снимал на свою старую пленочную камеру, но в ее суровой внешности сквозит мягкость, и я не уверена, как на это реагировать. Я шаркаю пальцами ног по дверному коврику, затем протягиваю руку, чтобы взять фотографии из ее рук.

– Я ценю это. Спасибо.

Еще одна пауза, прежде чем она уходит.

– Знаешь, Шарлин всегда была к тебе очень привязана, – говорит мне Лорна, прищурившись, и в ее голосе слышится искренность. – Я думаю, она была бы счастлива узнать, что вы нашли способ вернуться друг к другу.