Лотос - Дженнифер Хартманн

– Я хочу заняться с тобой любовью.

Она на мгновение замирает, ее глаза медленно открываются, словно в тумане. Наши взгляды встречаются – ее голова запрокинута назад, рот приоткрывается в легком вздохе.

Я снова прикусываю губу, продолжая прикасаться к ней самым интимным образом. Я ее расстроил? Обидел? Хочет ли она того же самого?

Сидни сглатывает, не разрывая взгляда.

Затем она снова начинает двигаться. Она не отвечает словами, и на мгновение я растерян. Но все мысли улетучиваются, когда она упорнее прижимается бедром к моему паху. Ее глаза все еще прикованы ко мне, мои руки скользят по ней, из-за чего напряжение во мне начинает расти.

Я ввожу в нее один из своих пальцев и двигаю им, позволяя ее хриплому стону приблизить меня к моменту наслаждения. Ее спина выгнута дугой, голова покоится на моем плече, и мы прижимаемся щекой к щеке. Глаза Сидни закрываются, пока она продолжает использовать свое тело как инструмент, ведущий меня к экстазу. Я обхватываю ладонью ее грудь, пощипывая затвердевший сосок, и стону в изгиб ее шеи.

Я чувствую, что достигаю пика, гоняясь за чувством, в котором так отчаянно нуждаюсь. Я обхватываю ладонью ее лоно, крепко прижимая ее зад к своему паху, пока она скачет на мне верхом.

И тут я взрываюсь.

Оргазм захлестывает меня, накрывая подобно приливной волне. Перед глазами мерцают звезды, и моя голова откидывается на спинку дивана, когда я содрогаюсь под ее весом. Я чувствую, как мои брюки наполняются теплом, мои бедра прижимаются к Сидни. Она замедляет свои движения, и я спускаюсь с высоты – потрясение все еще пронизывает меня. Мои конечности отяжелели, дыхание участилось.

Ее влага все еще скользит по моим пальцам, и я не уверен, что теперь делать – продолжать ли мне? Я хочу этого, и это кажется мне справедливым.

Я добавляю к пальцу еще один, заставляя ее взвизгнуть от удивления. Сидни тянется к моей руке, поворачивая голову, чтобы посмотреть на меня.

– Все в порядке, Оливер.

Хотя ее слова звучат как разрешение продолжать, тон ее голоса говорит об обратном.

Я думаю, она хочет, чтобы я остановился.

Моя челюсть напрягается, когда я поднимаю голову, встречаясь с ней взглядом. Я вытаскиваю руку из ее шорт, другая моя рука падает с ее груди, и я сглатываю.

– Прости. Я делаю это неправильно?

Сидни слезает с меня, обнажая мокрое пятно, которое просочилось на мое обтянутое джинсами бедро. Она улыбается, качая головой, и занимает свое место рядом со мной.

– Ты само совершенство.

Я совершенен, но она хочет, чтобы я остановился.

Я не понимаю.

Должно быть, она заметила замешательство и неприятие, отразившиеся на моем лбу, потому что вдруг решается прикоснуться к моей щеке.

– Это было только для тебя, – добавляет она.

– Для меня? – Я озадаченно наклоняю голову. Превращает ли ее сексуальное удовлетворение это во что-то другое? Что-то отличное от того, чем, по ее мнению, это должно быть? – Я не хочу, чтобы это было односторонне. Мне кажется, это неправильно. Ты можешь научить меня тому, что тебе нравится.

Мой голос хриплый, все еще наполненный похотью. Мысль о том, что она «учит» меня разным вещам, позволяя исследовать ее тело… возбуждает. Я ловлю себя на том, что снова завожусь.

Сидни проводит пальцами по моему подбородку, прижимая кончики пальцев к моей нижней губе. Она смотрит на мой рот, прежде чем отстраниться.

– Тебе следует пойти домой и привести себя в порядок.

Отвержение.

Разочарование и намек на гнев обжигают меня.

– Сидни, это не то, чего я хочу. Я не нуждаюсь в одолжениях или благодеяниях.

– Я не имела в виду… – Ее горло сжимается, когда она сглатывает. Дрожащие пальцы скользят вниз по моей груди и хватаются за материал моего свитера. – Ты хотел научиться.

– Речь больше не идет об обучении, – возражаю я, у меня давит в груди, эмоции беспорядочны. – А о том, что я чувствую к тебе.

– У меня тоже чувства к тебе, Оливер, – выдавливает она, избегая моего испытующего взгляда. – Очень сильные.

– Но не такие же? – Я не колеблюсь, несмотря на то, что мое сердце учащенно бьется. Мое желание знать ее мысли пересиливает страх того, что ее реакция может оказаться не такой, какой я хочу. – Пожалуйста, будь честна.

Сидни тоже не колеблется, укладывая мою руку ладонью вперед меж своих грудей.

– Ты знаешь правду. Она прямо здесь.

– Сидни… – Я сильнее прижимаю ладонь к торопливым ударам, которые вибрируют в кончиках моих пальцев. – Ты чувствуешь то же самое?

Глаза друг напротив друга, неразрывная связь. Кожа покраснела. Дыхания сплетаются и ранят. Проходит целая вечность, прежде чем она качает головой:

– Нет.

Я рассыпаюсь.

Она подхватывает меня.

– Ты никак не можешь чувствовать то же, что и я. Что я чувствую с того самого момента, когда Гейб сказал мне, что они нашли тебя. Что ты жив. Ты понятия не имеешь, каково это – быть преследуемой тобой в течение двадцати двух лет, а потом держать тебя в своих руках, из плоти и костей, как будто ты восстал из мертвых. Ты ничего из этого не можешь понять. – Пальцы Сидни крепче сжимают мой шерстяной свитер, ее взгляд полон муки. – Так что нет, Оливер… Мы не чувствуем одно и то же. Это невозможно.

Я поглощаю ее слова, чувствую, как они впитываются в мою кожу. В этот момент я понимаю, что Сидни тоже носит маску, очень похожую на маску моего брата. Она прячет за своим юмором и сарказмом защитный механизм, стратегию, позволяющую справиться со всеми призраками, которых она держит внутри.

Обхватив ее лицо ладонями, я чувствую ее смятение с каждым морганием, каждой дрожью, каждым измученным ударом сердца, застрявшим у нее в горле.

– Теперь я здесь, Сидни. Я рядом.

Еще одно энергичное покачивание головой.

– Хуже, чем не быть с тобой рядом, только быть рядом и снова разрывать тебя на части.

– Я не стеклянный. Ты не разобьешь меня.

– Ты не знаешь, что…

Сдавленный вздох вырывается у меня, когда я наклоняю голову, убирая руки с ее лица, на котором теперь пробегают мокрые полосы. Я не знаю, как развеять ее страхи. Я не в состоянии справиться с ее призраками. У меня нет подходящих инструментов.

Я двигаюсь, чтобы встать, когда Сидни соскальзывает с меня. Замираю, чтобы разобраться в своих эмоциях, прежде чем подняться на ноги. Она остается сидеть, почти дрожа от раскаяния и нерешительности.

– Я собираюсь пойти домой и привести себя в порядок, – мягко говорю