Воин и дева. Мир Николая Гумилева и Анны Ахматовой - Ольга Черненькова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А Гумилев скажет Валерии Срезневской:
– Она все-таки не сломала мою жизнь.
Потом, уже после развода, он задаст Анне Андреевне вопрос, который не давал ему покоя все годы их брака: кто был тот, первый, и когда это было. И она ему ответит, назовет имя.
В июле приезжала из Бежецка Анна Ивановна, которой все же пришлось рассказать о разводе. Сын водил ее знакомиться с будущими родственниками.
17 июля Гумилев гулял с Е. Куниной по городу, они услышали выкрики мальчишки-газетчика:
– Убийство царской семьи в Екатеринбурге!
Гумилев рванулся за газетчиком, схватил его за рукав, вырвал из рук страничку экстренного выпуска. Кунина вспоминала: «Вернулся, прислонился ко мне, точно нуждался в опоре. Подлинно, он был бел, и казалось – еле стоял на ногах. Раскрывал он листок – одну вдвое сложенную страничку – вечность. ‹…› Гумилев опустил левую руку с газетой, медленно, проникновенно перекрестился и только погодя сдавленным голосом сказал:
– Царствие им небесное. Никогда им этого не прощу».
Для Гумилева царская семья – не только символ государственности. Он знал лично Александру Федоровну, которая была шефом гусарского полка, знал княжон и посвящал им стихи… Как пережила это известие Ахматова, неизвестно. Одно ясно, это было страшное потрясение для обоих.
5 августа они развелись. Аня Энгельгард была беременна и, видимо, настояла на разводе. До этого, скорее всего, не было необходимости. Может, и Шилейко подталкивал Анну Андреевну что-то предпринять, но она ничего не делала: не хлопотала, никуда не ходила, ни с кем не говорила и понятия не имела, как получить развод. Просто дали бумажку, что разведена с таким-то. Тогда это было предельно просто.
Но могла ли какая-то бумажка, выданная в домоуправлении, расторгнуть венчанный брак? Все было понарошку, на потребу дня. Перед Богом они оставались мужем и женой, ничего не изменилось. Да и что такое их развод, когда убили государя и всю его семью, когда рушился привычный мир…
Фактически на следующий же день состоялась свадьба Гумилева с Аней Энгельгардт. Такая же нарошечная. Однако он все же первый женился официально: Анна Андреевна и Шилейко официально станут мужем и женой только в декабре.
Теперь им предстояло в одиночку противостоять всем невзгодам и жизненным неурядицам, бедам и горю. Именно в одиночку, потому что каждый из них взвалил на себя непомерный груз чужой непростой судьбы и вздорного характера. Там, в новых браках, не было слияния, духовного единства, той «плоти единой». Гумилев избывал трудности в невероятном творческом подъеме, а Анна почти не писала и не появлялась в литературных кругах.
Поодиночке
В августе Анна Андреевна уехала с Шилейко в Москву. У него был мандат от новой власти, дающий право осматривать различные предметы, имеющие ценность, и накладывать на них печати. Они жили в Третьем Зачатьевском переулке («Переулочек, переул… / Горло петелькой затянул»). Ахматова тогда не любила Москву, это был чужой для нее город. И эта осень связалась в ее восприятии с холодом, неуютством жизни, отсутствием еды.
В сентябре они вернулись на несколько дней в Петроград. Анна виделась с Гумилевым, он был у них, читал стихотворения из сборника африканских стихов «Шатер», над которым работал в это время. В сентябре же Гумилев свозил в Бежецк новую жену для знакомства с родственниками.
Надо сказать, «Анна вторая» оказалась куда более неуживчивой, чем первая. Можно обвинить Ахматову в ревности и предвзятости, когда она говорила о второй жене Гумилева, но она была права. Свекровь с трудом принимала новую невестку, как и другие родственники. Ахматова рассказывала потом Л. Чуковской: «Даже свекровь моя ставила меня потом в пример Анне Николаевне. Это был поспешный брак. Коля был очень уязвлен, когда я его оставила, и женился как-то наспех, нарочно, назло. Он думал, что из нее можно будет человека вылепить. А она железобетонная. Из нее не только нельзя лепить – на ней зарубки, царапины нельзя провести».
Еще она говорила об Анне Николаевне: «Нежное личико, розовая ленточка, а сама – танк. ‹…› Она очень недобрая, сварливая женщина, а он-то рассчитывал наконец на послушание и покорность».
Да и самой Анне Андреевне, мало сказать, не повезло во втором браке. Гениальный ассиролог Шилейко в быту оказался грубым, безумно ревнивым, жестоким. Болезненным, мелочным, беспомощным и капризным. Более того, он еще способен был и на насилие. Конечно, Анна Андреевна будет скрывать это от друзей. Даже себе не признается, что ошиблась.
Рядом с бывшими супругами оказались люди хотя и не плохие, но неподходящие. Не их люди, чуждые, далекие от их духовного мира, от их веры.
Трудности нового времени преодолевали кто как мог. Гумилев забрал к себе на Ивановскую Анну Ивановну с Левой, а также смертельно больного, контуженного на войне брата с женой. Для него наступали тяжелые дни, как и для Анны, и для всей страны.
20 августа 1918 года в культурной жизни страны произошло великое событие: под руководством М. Горького было создано издательство «Всемирная литература», которое спасло от голода многих писателей и поэтов Серебряного века. Предполагалось перевести и издать произведения иностранной художественной литературы конца XVIII–XIX веков. Гумилев был привлечен в редколлегию издательства.
В сентябре, после покушения Ф. Каплан на Ленина и убийства Урицкого Л. Каннегисером, Совнарком объявил о «красном терроре». Расстреляли более пятисот «буржуев». Наступала суровая зима 1918–1919 годов: эпоха «военного коммунизма», холод и голод. Гумилеву приходилось трудиться день и ночь, чтобы хоть как-то прокормить большую семью. Он мало спал, был вечно голодный, все отдавая своим, продавал вещи, в частности костюм, который привез из Англии, а также книги, с которыми сложнее всего было расстаться.
Осенью открылся Дом литераторов, где в столовой можно было получить бесплатный обед, а также отапливаемое помещение для занятий. В особо отчаянный период можно было перебиться и здесь. Гумилев работал на износ. Основал для молодежи кружок «Арион» при университете. В ноябре выйдет сборник «Арион», и Гумилев в рецензии на него напишет, характеризуя стихи одной из поэтесс: «Стихи Анны Регатт – хорошие, живые, по праву появившиеся на свет. Может быть, если бы не было Анны Ахматовой, не было бы и их. ‹…› Ахматова захватила чуть ли не всю сферу женских переживаний, и каждой современной поэтессе, чтобы найти себя, надо пройти через ее творчество».
Николай Степанович, как всегда, объективен и строг в оценках и абсолютно беспристрастен.
В декабре Анна Андреевна вернулась в Петроград. Шилейко настаивал на оформлении их отношений, его не устраивал статус свободной Анны: в любой момент она могла уйти. В Петрограде кипит литературная жизнь, которая могла ее снова захватить. Так, верно, рассуждал он. И регистрацию брака взял на себя. Они поселились в служебной комнате Шилейко в северном флигеле Шереметьевского дворца – Фонтанного дома, как его называла Анна Андреевна. До революции Владимир Казимирович был учителем графских детей. Комната с тех пор так и осталась за ним.