Поцелуй короля-демона - Кресли Коул

— Ретро-аманиты.[8]Как… очаровательно, — произнесла Сабина, когда Ридстром на следующее утро принес ей смену одежды.

Он с облегчением заметил, что ее лицо и тело за ночь успели зажить. Хотя она только что проснулась, он уже успел искупаться в близлежащих горячих источниках, облачиться в новую одежду и встретиться с дворянами, которые уж слишком стремились передоверить управление — и проблемы — лагеря ему.

Они очень интересовались Сабиной. Была она любовницей короля или только его пленницей, или и то и другое вместе. Ридстром ни в чем не признавался, только приказал, чтобы до того времени, пока она не будет освобождена, к ней проявляли должное уважение — и чтобы всех здесь проинформировали об этом приказе.

Сабина кивком головы указала на одежду:

— Позволь мне догадаться, это — Дуринды?

— Да, это — ее любезность.

После того, как демонесса утром встретила Ридстрома, она вместе с Паком провела его по всему лагерю. Этого сиротку Дуринда рассчитывала в будущем воспитывать. Хотя демонесса, казалось, хорошо знала Ридстрома, он никак не мог ее вспомнить. Но она была достаточно дружелюбной, а мальчик напомнил ему Кадеона в этом возрасте. Тот самый возраст, в котором я отослал брата.

— Дуринда и многие другие отметили отсутствие у тебя одежды прошлым вечером. Они предпочитают более консервативный внешний вид.

С прошлой ночи разговоры о Сабине и личности Ридстрома распространились по всему поселению. Люди беспокоились о присутствии чародейки, в то время как на него они пристально смотрели с… надеждой. Они думали, что он собирается улучшить их жизнь.

Ответственность тяжелым грузом давила на его плечи. Всюду, куда бы он ни взглянул, он видел то, что необходимо сделать. И здесь становилось недостаточно еды. Вся живность в этой местности была истреблена, и охотникам стало нужно уходить дальше от дома, что ставило их под угрозу.

Он сожалел о том, что у него не было никого, с кем можно поговорить. Жалел, что у него нет Сабины, чтобы поговорить. Но сейчас они беседовали только на одну тему.

— Консервативный внешний вид, Ридстром? Разве это не означает скучный?

— Называй это как хочешь.

— Ты, похоже, уже не злишься, как вчера вечером, — заметила она, — но все еще сердит из-за ребенка — или, вернее, из-за его отсутствия?

Ридстром неоднократно думал о прошедшей ночи. Прежде он решил, что она волновалась о нем. Теперь же предполагал, что слышал и видел то, чего на самом деле не было — он желал, чтобы она мечтала о нем, а получил только проклятие.

— Я сержусь не из-за этого, а из-за обмана. И я рад, что ты не беременна.

— Так ли это? — спросила она недоверчивым тоном.

— Я знаю мало детей или зарождающихся семей, но думаю, что между родителями не должно быть никакой ненависти.

— Ридстром, я не ненавижу тебя.

— Вчера вечером ты меня ненавидела.

— Вчера вечером я была в ярости. Послушай, заслужила я или нет то, что произошло со мной за последние два дня, но мне действительно было очень тяжело. А твоя женщина, в любом случае, далеко не кроткая.

Нахмурившись, Ридстром рассеянно произнес:

— Возможно, горячая ванна была бы очень кстати.

Она говорила вполне разумно. И ему стало неприятно, что его первой мыслью было — какова ее игра теперь?

— Оборочки? Твоя месть — дьявольская и полна ненависти, Ридстром. — Как только она искупалась, он одел ее в ниспадающую до лодыжек юбку и блузку с длинными рукавами и — она вздрогнула — с оборочками.

Простой корсет и панталоны служили нижним бельем. Мягкие тапочки покрыли ноги. Она нахмурилась, глядя на них:

— Как, предполагается, я буду ими пинаться?

— Ты и не будешь.

— Ты когда-нибудь видел фото кошек, которых наряжают, как людей? Вот точно так же нелепо я себя чувствую.

— Отлично. Возможно, это хоть чуток обуздает твое эго, — сказал он, провожая ее обратно в шатер.

— Сомнительно. Мое эго слишком огромно, демон. Ты что, согласен с тем, что женщины должны одеваться так? Действительно ли ты настолько стар и скучен?

— Я думаю, что женщины должны одеваться так, как им нравится. В пределах разумного.

Она хотела побольше выспросить у него по поводу его последней фразы, но вдруг заметила, что люди бросали все свои дела, чтобы плюнуть на землю сразу после того, как она проходила мимо.

— Я популярна здесь, ну, это даже неловко, как они подлизываются.

— Я не могу обвинять их в том, что они чувствуют.

— Что?

— Они — одни из тех, кто больше всего пострадал от режима Оморта, — они рискнули проследовать к Царству Мрака, чтобы сбежать от его правления.

— И меня нужно ненавидеть за то, что сделал Оморт? Ты слышал о каком-нибудь конкретном случае, когда я старалась изо всех сил причинить боль кому-либо из местных?

— Нет, так же, как я никогда не слышал ни об одном случае, когда ты изо всех сил старалась бы помочь им.

— Естественно, нет. Я никогда никому не помогаю, если это не приносит мне пользы. У меня есть голова на плечах. Демон, ты требуешь от меня того, чего я просто не могу дать. И ты надеешься увидеть во мне то, чего во мне нет. Я всегда буду лгать, мошенничать и воровать.

— И обязательно убивать любого, кто станет защищать свое золото.

— Ты видел мои сны.

— Да. Я видел твою мать. И я видел твои похороны.

Она сглотнула. Не жалей меня. Не смей делать этого.

— Ты сильная, Сабина. Если бы ты могла умерить свою силу с помощью…

— Сострадания? Доброты? Милосердия?

— Почему бы и нет?

— Ридстром, я даже не знаю, с чего начать… — Она затихла, когда они проходили мимо Дуринды.

Симпатичная демонесса обаятельно улыбнулась Ридстрому. Его губы дрогнули в ответ.

Сабине этот обмен любезностями вовсе не понравился. Она призналась себе, что ревнует. Она испытывала это чувство и до Ридстрома, но к неодушевленным объектам, которыми обладала. И потому теперь ей казалось, что Дуринда посягнула на ее золото. Желая знать, что ее золото само чувствует по этому поводу, она посмотрела на Ридстрома:

— Как думаешь, возможно ли желать другую после того, как найдешь свою женщину?

— Думаю, это зависит от того, насколько сильно хочешь свою женщину.