Дорога запустения - Йен Макдональд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Переполюсовал, переполюсовал, переполюсовал…» Он падал, а слово кондором летало окрест. Он ощутил, что его тело меняется, растет, расширяется, обретает новые структуры и поверхности, новые рабочие плоскости, новые силовые линии.
«Нет!» – заорал Адам Черный, и его сознание смешалось с металлом, смазкой и паром поезда. Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нетнетнет-неееееее; как набирающий скорость паровоз, отрицание теряло слова и превращалось в свисток, паровой свисток, оглашающий свистом рисовые поля Великого Окса.
В директорском вагоне тело Адама Черного изогнулось в смертельной конвульсии, будто сквозь него пронеслись миллионы вольт электричества, и они в самом деле сквозь него пронеслись: компьютерная личность поезда была слишком мощна для нежных синапсов Адама Черного, те плавились один за другим, треща, шкворча, дымясь, свингуя. В один миг сгорели глазные яблоки, из пустых глазниц и открытого рта заструился дым. Разжиженный мозг потек из пустых глаз на колени, как переваренный суп, и с бессильным стоном поезд понял, что он мертв-мертв-мертв, и Адам Черный, его некогда отец, заперт внутри стального тела локомотива Великого Южного, класс 27.
Ну вот послушайте.
Жил-был человек, и жил он в доме с бежевой парадной дверью. Бежевый цвет был человеку не очень-то по душе. Он считал такой цвет невыразительным и пресным. Но все двери на всех улицах города были бежевыми, и изменить цвет означало бы привлечь внимание людей, которым бежевые двери по душе. Каждое утро человек выходил из дома, запирал бежевую парадную дверь и шел на работу, где управлял сталеразливочным краном до вечернего сигнала, а потом опять шел домой и отпирал бежевую дверь, и каждый вечер унылость бежевого цвета вгоняла человека в тоску. Каждый день он открывал и закрывал бежевую дверь, делаясь все более несчастным, поскольку со временем бежевая дверь стала символизировать все унылое, монотонное и невыразительное в его жизни.
Одним воскресным утром человек пошел в продхозмаг Компании и купил кисть и большое ведро зеленой дверной краски. Он на самом деле не знал, зачем пошел и купил кисть и большое ведро зеленой дверной краски, но тем утром, когда он проснулся, голова упорно думала о зеленом. Зеленое-зеленое-зеленое. Зеленый цвет успокаивает, навевает бессуетные мысли, приятен глазу и душе, безмятежен; зеленый – цвет зелени и всего, что растет, зеленый – любимый цвет Бога: в конце концов, Он сотворил его ужасно много. Так что человек надел старую-старую одежду и приступил к работе. Вскоре собрались люди и стали глазеть. Некоторые хотели даже попробовать сами, тогда человек, любивший зеленое, давал им кисть и позволял покрасить участочек своей двери. Помогали многие, скоро дверь была покрашена, и все те, кто глазел, согласились, что зеленый – просто прекрасный цвет для парадной двери. Тогда человек поблагодарил помощников, повесил табличку «Осторожно, окрашено» и пошел в дом обедать. До вечера воскресенья люди ходили мимо его дома, чтобы посмотреть на зеленую парадную дверь и похвалить этого человека, потому что на множестве улиц со бежевыми парадными дверями эта была единственной зеленой.
Назавтра был понедельник, человек, любивший зеленое, надел жилетку, штаны и каску, вышел из зеленой парадной двери и присоединился к потоку рабочих, текшему на завод. Человек лил сталь все утро, съел свой обед, выпил пива с друзьями, сходил в туалет, опять лил сталь до 17:00, когда завопила сирена и он опять пошел домой.
И не смог найти свой дом.
Во всех домах на улице были бежевые двери.
Не туда свернул, наверное; он проверил название улицы. Сады Адама Смита. Он жил на Садах Адама Смита. Где же его дом с зеленой дверью? Он стал считать ряды бежевых дверей, пока не досчитал до семнадцати. Номер 17 – его дом, дом с зеленой парадной дверью. Только вот дверь снова бежевая.
Утром, когда человек проснулся, она была зеленой. Когда он пришел домой, она была бежевой. Потом он заметил неуклюжий отпечаток чьей-то ладони, сияние живой зелени, еле просвечивающее сквозь бежевость.
– Вот ублюдки! – заорал человек, любивший зеленое. Бежевая парадная дверь открылась, из нее вышел коротышка с заячьими зубами в бумажном костюме Компании и произнес краткое наставление о необходимости искоренения нежелательных проявлений индивидуализма среди рабочих единиц в интересах большей экономической гармонии в строгом соответствии с Программой Проекта и Планом Развития, не предусматривающими дисфункциональных и индивидуалистических цветов в рабоче-единичной социально-инженерной системе, таких, как зеленый, в противовес и в противоположность единообразным, официально одобренным, функциональным и социально гармоничным цветам, таким, как бежевый, в отношении рабоче-единичных жилищных модулей, подраздел «проемы для входа и выхода».
Человек, любивший зеленый, все это терпеливо выслушал. Потом глубоко вздохнул и вломил коротышке в бумажном костюме Компании так сильно, как мог, заехав прямиком в заячье грызло.
Человека, который любил зеленое, звали Раэль Манделья-мл. Простой человек, бесхитростный, без предназначения, понятия не имеющий о загадке, что пустила про́клятые корни вдоль его хребта. В свой десятый день рождения он так и сказал матери:
– Я человек простой, мне нравятся простые вещи, такие, как солнце, дождь и деревья. Я не очень-то хочу войти в историю, я видел, что история сделала с Па и тетей Таасмин. Я не очень-то хочу быть состоятельным и значительным, как Каан с его общепитом, я просто хочу быть счастливым, и если это значит, что я никогда никем особенным не буду, так и хорошо. – На следующее утро Раэль Манделья-мл. совершил короткую прогулку от особняка Манделий к воротам Стальтауна и, войдя в них, превратился в краноуправляющего сталеразливающего Акционера 954327186, и счастливо оставался простым человеком, который никем особенным не стал, пока воскресным утром таинственная сила не погнала его красить дверь зеленым.
Акционера 954327186 отстранили от работы до полного выяснения обстоятельств Индустриальным Трибуналом. Он поклонился доставившему повестку чиновнику, поклонился уважительно, без малейшей горечи и обиды, правосудие есть правосудие, и пошел домой, к бежевой парадной двери, и увидел перед домом полдюжины демонстрантов, шагавших по кругу.
– Верните работу Раэлю Манделье! – распевали они. – Верните-верните-верните!
– Что вы делаете у моего дома? – поинтересовался Раэль Манделья-мл.
– Протестуем против вашего незаконного отстранения, – сказал юноша с лицом фанатика, несший плакат с надписью «Бежий – бесит, зеленый – влюбленный».
– Мы – голос тех, у кого нет голоса, – добавила ущемленная женщина.
– Простите, но мне не нужно ваших протестов, благодарю. Я никого из вас раньше не видел, прошу, уходите.
– Ну нет, – сказал фанатичный юноша. – Вы символ, понимаете, символ свободы для угнетенных рабов Компании. Вы – дух независимости, сокрушенный каблуком сапога корпоративной индустрии.
– Я всего лишь покрасил дверь в зеленый. Никакой я вам не символ. А теперь уходите, пока вами не занялась служба безопасности Компании.