Жилище в пустыне (сборник) - Томас Майн Рид

Несколько десятков диких индейцев, коренных жителей монтаньи, являются единственным населением этой обширной пустыни. Этих туземцев не сумели подчинить своей власти испанцы даже во времена своего могущества. Португальцы, живущие на противоположном берегу, не были счастливее в этом отношении. Время от времени тот или иной миссионер пытался обратить этих индейцев в католическую веру, но все его старания оказывались напрасными, и, если не принимать во внимание нескольких дорожных столбов да развалин давно покинутых миссий, монтанья представляет собою такую же неисследованную область, как и в ту пору, когда корабли Христофора Колумба69 впервые взбороздили поверхность Караибского моря70.

Испанцы никогда не могли утвердить там свое господство и основать колонию. Множество экспедиций отправлялось вдоль тамошних рек в надежде отыскать сказочную страну Маноа, властелин которой, по рассказам, каждое утро осыпал себя порошком из чистого золота, вследствие чего его называли «эльдорадо», что по-испански значит позолоченный. Но баснословная страна так и не была открыта, и испанские поселения не распространились по ту сторону Сиерры71 – гор, образующих первую цепь Анд, милях в двадцати-тридцати от больших городов, расположенных на возвышенных равнинах Перу.

Дон Пабло, таким образом, перешел границу цивилизованного мира; он мог еще встретить по дороге индейскую хижину, но ему было отлично известно, что человека белой расы там никогда не увидишь: он вступил в настоящую пустыню.

Какова же была эта пустыня? Знал ли он эти места, где ягуар, крокодил, вампир72, змеи и миллионы насекомых преграждают доступ человеку, оспаривая друг у друга эту девственную область? Он знал только, что беспощадный враг жаждал его крови, что он не мог возвратиться на родину, где его ждет неминуемая смерть, что имущество его конфисковано, что семья осталась без всяких средств и что у него была лишь одна надежда избежать преследователей: только удалившись в пустыню. Он жил весь настоящим, будущее не существовало для него.

Тропинка, по которой двигались наши путники, была проложена животными или индейцами, отважившимися выйти за пределы монтаньи. Она тянулась вдоль берега бурного потока, по всей вероятности, впавшего в одну из тех исполинских рек, которые берут свое начало на склонах Анд.

К вечеру дон Пабло с семьей достиг самой высокой части Кордильер73, и дорога, бывшая и до того очень утомительной, теперь стала еще труднее; узкая тропинка то взбиралась на отвесные скалы кручи, то сбегала вниз, в такие глубокие ущелья, что свет едва проникал туда.

Такие дороги, встречающиеся только в Андах, объясняются особым строением этой горной цепи, в которой сплошь и рядом попадаются так называемые кебрады, то есть расселины до двух тысяч футов глубины; глядя на эти пропасти, можно подумать, что тут провалилась целая гора; путешественнику не раз приходится спускаться на самое дно такой бездны по тропинке, прихотливо извивающейся вдоль склонов крутой скалы и в некоторых местах столь узкой, что мул с трудом находит, куда поставить копыто. Через такую пропасть, с бурлящим на дне ее шумным потоком, иногда переброшен мост, сооруженный из веревок и лиан и качающийся, точно гамак, под ногами путника, которого невольно охватывает головокружение.

Путешествуя по Европе среди мирной природы, нельзя составить себе даже отдаленного представления о дикой суровости здешних мест и о трудности продвижения по перуанским дорогам: переход через Альпы или Карпаты ничто по сравнению с переходом через Анды, и опасности, угрожающие там, бледнеют перед ежеминутным риском для жизни, с которым здесь приходится сталкиваться на каждом шагу. Мулы то и дело скользят на узких карнизах, проламывают хрупкие висячие мосты и скатываются в пропасть, увлекая за собою своих всадников, разбивающихся насмерть об острые скалы.

Подобные несчастья происходят постоянно, однако беспечность тамошних жителей такова, что даже в местах, где ездят очень часто, исправленный мост или дорога, содержащаяся в порядке, представляют редкое исключение: нужна настоятельная необходимость, чтобы обитатели Анд взялись за исправление сгнившего моста или починку карниза.

Но тропинка, которую выбрал дон Пабло, не была проложена человеком и не имела никаких мостов; иногда она пропадала перед потоком, через который приходилось перебираться вплавь с тем, чтобы потом влезать на утес, внезапно выраставший перед путниками и заслонявший от их взоров большую реку. Снова надо было думать о переправе, не зная, не приведет ли она выбившихся из сил беглецов в какой-нибудь неожиданный тупик.

Изнемогая от усталости, наши путники должны были расположиться на ночлег в овраге, менее каменистом, чем другие, что давало им возможность растянуться и уснуть. Сделанный ими запас оки и «улуки» уже весь был израсходован, и на ужин у них оставалось только мясо вигони. В то время как животные нашли для себя прекрасную пищу в сочных, хотя и колючих листьях кактуса, дон Пабло напрасно осматривался кругом, желая отыскать какое-нибудь съедобное растение, которое могло бы заменить проголодавшимся путникам хлеб или картофель.

Ему пришел на помощь Гуапо: опытность индейца в этом случае была полезнее всей учености ботаника. Старый слуга указал дону Пабло на дикую агаву, мясистая сердцевина которой наряду с верхней частью корней представляет вкусное блюдо, особенно если варить ее с мясом.

Дикая агава в изобилии растет на скалистой почве и вообще в самых бесплодных местах. Если разрезать ее листья, из них вытекает большое количество сока, благодаря чему они являются настоящим сокровищем для путника, страдающего от жажды.

В равнинах Северной Америки племена апачей74, команчей75 и навахов76 варят их вместе с кониной, и это составляет их главную пищу. Часть апачей даже носит имя «мескалеров», так как на языке индейца это растение называется «мескаль». Во многих местностях Анд, где почва бесплодна, дикая агава – единственный представитель растительного царства. Несчастные полуголодные индейцы по необходимости употребляют ее в большом количестве, так что природа сама пришла на помощь человеку, чтобы он мог существовать в этой безлюдной пустыне.

На другой день, пройдя два-три километра, наши путешественники, поднявшись по одной из тех узких тропинок, о которой мы говорили в предыдущей главе, находились на высоте нескольких сот метров над потоком, протекавшим у подножия скалы. Налево поднималась темная скала порфира, растрескавшаяся во многих местах. Тропинка иногда суживалась настолько, что мул и лошадь могли ступать лишь с величайшим трудом.

Так как повороты среди скал не позволяют путешественникам видеть, что делается в нескольких шагах от них, то обыкновенно, приближаясь к таким рискованным местам, они издали кричат и останавливаются, выжидая ответа, чтобы убедиться, что дорога свободна. Бывают случаи, когда об этой необходимой предосторожности забывают, и тогда две вереницы мулов или лам сталкиваются над бездной. Легко представить себе ужасную сцену, разыгрывающуюся в подобных случаях. Единственный выход из положения – это одному из проводников развьючить своих животных и заставить их пятиться назад, пока они не дойдут до места, где тропинка расширяется настолько, что можно разойтись. Разумеется, дело не обходится без серьезных столкновений, которые влекут за собой сплошь и рядом роковые последствия.