Чужая гостья - Алла Холод

– Марьяна Юрьевна, не дергайтесь, – прорезался сквозь сонную одурь знакомый голос. – Что вы так нервничаете? Ничего страшного пока не произошло.

Это был голос Миши. Вместе с этим открытием к Маше вернулась память и еще кое-что, куда более худшее – ощущение полной физической беспомощности. Она еще раз попыталась пошевелиться – и опять ее постигла неудача.

– Маша, не возись, душа моя, и ничего не бойся, это всего лишь смирительная рубашка, раздобыл по случаю, – весело сообщил Миша. – Я могу частично тебя освободить, чтобы покормить. Ты очень осунулась за последние дни, я думаю, что ты совсем ничего не ела в дороге.

– Миша, ты псих? – вдруг осенила Машу страшная догадка.

– Почему это я псих? – спокойно пожал плечами он. – Я веду себя адекватно текущей ситуации. В чем мой психоз, что за ерунду ты говоришь?

– Ты меня усыпил, связал… Разве так ведет себя адекватный человек?

– Маша, мне кажется, нам с тобой нет смысла тратить время на эту болтовню.

Он взял стул, подвинул его к Машиному лежбищу, наклонился к ней всем туловищем.

– Хочу насмотреться на тебя напоследок, – сказал он. – Все-таки ты самая красивая женщина из всех, кого я когда-либо видел в этой жизни. Уля была не такая. Она была мягкая, теплая, податливая… А ты словно высечена из драгоценного камня. Ты как кристалл… сверкающий четкими гранями.

– Слушай, поэт херов, про Улину податливость ты узнал, когда душил ее, да?

– Зачем сейчас говорить о грустном, Маш? Это не тема, – пробормотал Миша. – Думаешь, я этого хотел?

– Ты можешь меня освободить?

– Хотел бы, но не могу. Если я это сделаю, то скоро мне придется тебя успокаивать… Ну не бить же тебя, в конце концов. Нет, этого я не смогу.

– А задушить сможешь?

– Нет, Машенька, тебя не смогу, – уверенно ответил Миша.

– Какой же конец ты для меня приготовил?

Миша вздохнул, встал со стульчика, отошел куда-то вглубь помещения.

– Не бойся, легкий. Мгновенный, – донесся его голос.

Маша зажмурилась и снова открыла глаза. Нет, ужас не исчез. Она по-прежнему связана и по-прежнему не знает, где находится, хотя что-то неуловимо знакомое в помещении чувствуется. Но что? Люстра. Желтая, круглая, со старомодной бахромой. Где она раньше могла ее видеть?

Где-то совсем рядом раздались характерные звуки, и по помещению разлился изумительный запах яичницы. Маша повернула голову в ту сторону, откуда шел аромат – неужели Миша готовит еду? И тут она вспомнила. То самое утро, когда они с Улей проснулись после попойки, веселые и голодные. Как Уля жарила яйца, как они чуть не подрались из-за еды, как Маша открывала бутылку шампанского… Вот откуда она помнит эту круглую желтую люстру! Это бывшая дача деда Семы Голуковича!

– Миша, давай поговорим, – стараясь сохранять спокойствие, произнесла Марьяна. – Что ты хочешь сделать? Ты собираешься меня убить? Как Улю?

Миша молчал.

– Ты понимаешь, что все осложнилось? Что у тебя не пройдет так, как прошло с ней? Я была на Сицилии, разговаривала с Толиком, наш разговор записан и находится у сыщиков из частного московского агентства. Его передадут следователю. Ты понимаешь, что ты разоблачен? У тебя не получится убить меня и остаться безнаказанным!

– Можно я немного поем? – отозвался Миша. – Я очень голоден, пока тебя не было, почти не принимал пищу, вот как ты меня расстроила. Так что подожди. Потом я и тебя покормлю, если захочешь.

– Миша, прекрати кривляться! Тебе это не идет! – заорала Маша, в тайне надеясь, что кто-то может ее услышать.

– Да я и не позирую… – отозвался бывший муж, – просто хочу есть. Сейчас закончу и подойду, поговорим.

Несколько минут Маша лежала, слушая звук бешено колотящегося сердца. Именно сейчас она ощутила то, чего не почувствовала, когда кто-то якобы пытался подорвать ее «Мерседес». Страх смерти. Тогда его не было. Теперь понятно, почему – потому что не было реальной опасности, была лишь Мишина игра, рассчитанная на то, чтобы увести следствие от истинной версии убийства. Сейчас страх сковал ее надежнее смирительной рубахи, перед глазами поплыли темные пятна.

Миша поел, стал возиться с приборами, потом, как и обещал, взял стульчик, подсел. Перед собой поставил табуретку. Маша повернула голову, ей казалось, что сейчас она увидит что-то страшное. Шприц, удавку, пистолет? На табуретке стояла тарелка с бутербродом: хлеб, сверху яичница, зелень. Рядом стояла рюмка коньяка.

– Будешь? – буднично спросил Миша.

– Дай коньяк, – выдавила из себя Марьяна.

Она выпила рюмку, Миша попытался скормить ей сандвич, а когда не получилось, почти насильно запихнул в рот конфету.

– Я хочу в туалет, – громко сказала Марьяна. – Ты позволишь мне уписаться прямо на диван?

– Какая теперь разница?

– Что ты хочешь этим сказать? Я же предупредила, что даром тебе это не сойдет!

– Пусть, – согласился Миша, – пусть не сойдет. Но и тебе тоже. На сей раз.

– Что ты имеешь в виду?! – закричала Маша. – Я-то в чем виновата?!!

– В чем ты виновата? – усмехнулся Миша. – Да во всем, Марьяна Юрьевна! Самое первое – в том, что ты сломала мою жизнь.

Миша убрал с табуретки грязную тарелку, уселся, стал смотреть на Машу в упор.

– Хочешь знать, в чем твоя вина, милая? Слушай. Я был обычным мальчишкой, в меру способным, в меру добрым, но не в меру влюбленным в тебя. Я не то чтобы человека убить, я улицу переходил на зеленый свет, ты знаешь, каким я был занудой. Думаешь, я в ту ночь испытал удовольствие? Думаешь, я хотел убивать товарища? Нет, Маша, ничего такого я не хотел. Мною двигал страх. Безумный страх потерять тебя. У меня потемнело в глазах, когда Сема предложил мне денег, чтобы я от тебя отступился. Он был пьяный. Я понимал, что завтра он пожалеет о своих словах, но цель у него останется. И я очень живо представлял себе, как он ее добьется, настолько живо, что чуть с ума не сошел. Я даже не помню, как я его тогда душил, этот эпизод выпал у меня из памяти, я очнулся, лежа на нем мертвом. И только когда пришел в себя, понял, что надо убирать тело. А тут Толик… Мы с ним договорились, что он исчезнет, потеряется навсегда. Он хотел уехать, это был его шанс, я был уверен, что он никогда больше не возникнет. Я успокоился. Я любил тебя больше жизни и старался отогнать от себя жуткие видения той ночи. Но ты снова заставила меня страдать. Только теперь виновником был уже не кто-то посторонний, теперь ты сама сделала свой выбор. Я не мог понять, как ты могла клюнуть на этого похабного афериста, на Малышева, ведь ты уже была взрослой девочкой, ты уже что-то соображала… Во всяком случае, я на это надеялся. Но напрасно, да, Машенька? Ты смачно плюнула мне в лицо и пригласила в ЗАГС. Ты помнишь, как это было, дорогуша? Ты помнишь, как ты мне сказала о своем решении?