Конкистадоры. История испанских завоеваний XV- XVI веков - Иннес Хэммонд

Встречные ветры на некоторое время задержали их. Они называют ветер штормом, но его скорость вряд ли поднималась выше двадцати узлов, так как в этих местах штормов, и даже шквалов, почти не бывает. Вероятно, изменение направления ветра и течения и возникшая вследствие этого качка привели к тому, что люди, мало знавшие море, преувеличили возникающие опасности. Когда условия улучшились, испанцы смогли наконец медленно пробиться к юго-востоку и миновать громадный саманный комплекс Чан-Чан.

Писарро, сам того не зная, проплывал в этот момент мимо огромного состояния в золоте, погребенного рядом с мумифицированными останками знатных покойников культуры Чиму. Погребальные камеры, уаки, в наше время в основном уже разграбленные, содержали не только личные украшения, обычно золотые, но и самые совершенные образцы той прекрасно изготовленной и украшенной керамики, за которой так охотятся в наше время в Перу частные коллекционеры. Фактически от Сечуры на юг огромные храмовые курганы, построенные из саманных, то есть высушенных на солнце, кирпичей – а некоторые из них по размерам не уступают египетским пирамидам – отмечают окультуренные населенные районы, причем многие из них были делом рук доинкских культур. Дальше на юго-юго-восток Писарро проплыл мимо места, где позже ему суждено было основать город Трухильо, назвав его в честь своей родины. И наконец – к последнему речному оазису того разведочного похода Санте. Писарро достиг теперь 9° южной широты, на пятьсот миль южнее Тумбеса, и на протяжении всего пути вдоль побережья индейцы встречали его со смесью дружелюбия и любопытства. Он не делал попыток выменивать золото. В действительности он его почти не видел, за исключением тонких чеканных листов храмовой облицовки, а силы его отряда были слишком малы для рискованных святотатственных действий. Более того, ему лишь мельком пришлось увидеть великую горную цепь Анд, которую позже ему придется преодолеть, хотя проходили теперь испанцы по более прохладным водам и в хорошую погоду, здесь, в холодном течении вдоль побережья Атлантики, всегда висит дымка и даже туман.

Пора было поворачивать обратно, пора собирать армию и менять плащ первооткрывателя на латы завоевателя, ибо он уже совершил то, что задумал три тяжких года назад, высадившись в Перу. Более того, он неопровержимо доказал самому себе, что рассказанные в свое время Андагойе истории значительно уступают чудесной истине. То, что он увидел на протяжении 18° широты, могло бы воспламенить воображение самого скучного человека. Он видел дождевую зелень андских высокогорий, как будто парящую над засушливыми коричневыми предгорьями; перегоняемые ветром пески прибрежной пустыни, заходящие на высоту 6000 футов. Он видел яркую зелень орошаемых посевов в тех местах, где реки вырываются из ущелий, прорезанных в грозном нагромождении рассохшихся, разрушающихся скал; города с покрытыми золотом храмами, их дворцы, упорядоченную, цивилизованную жизнь и прекрасные дороги, проложенные, подобно дамбам, сквозь пустыню и через реки. И все это, как он узнал, всего-навсего периферия великой индейской империи; города на побережье – только пограничные крепости. На всем пути от Тумбеса до оазиса реки Санта он выслушивал через своих переводчиков рассказы о короле инков, который правит сказочным миром Анд в городе из золота и серебра, далеком, как звезды, высоком, как горячий, затянутый дымкой, влажный купол небес.

Король – бог Солнца! Писарро чувствовал, что этого достаточно, чтобы воспламенить всю Панаму энтузиазмом, доставить ему деньги и людей, необходимые, чтобы сделать этот сказочный мир своим. Торопясь вернуться в Панаму, он остановился на обратном пути всего несколько раз: в Санте, в Тумбесе, где оставил Алонсо де Молину и еще нескольких человек, прельстившихся образом жизни индейцев и шармом индианок, и на Горгоне, чтобы подобрать двоих оставленных там больных, один из которых умер. Он вошел в Панаму после не шести-, а восемнадцатимесячного отсутствия; и он, и все его спутники были давно уже объявлены погибшими.

Тот факт, что Писарро удалось добиться столь многого с одним маленьким кораблем, в основном объясняется как раз тем, что его корабль не был перегружен солдатами. Кроме него самого и одиннадцати из тринадцати искателей приключений, переступивших вслед за ним проведенную мечом черту на песчаном берегу острова Гальо, да еще нескольких индейцев, на борту были только моряки, так что экипаж судна, скорее волей случая, нежели по расчету, как раз подходил для исследовательской экспедиции. Однако если Писарро рассчитывал, что стоит ему рассказать свою историю и показать привезенных из Тумбеса индейцев и лам, как вся Панама сбежится под его знамена, то он горько ошибался. Да, прибытие экспедиции было встречено с радостью, и каждый надлежащим образом оценил достижения ее участников; но когда Писарро и Альмагро предложили организовать полномасштабную экспедицию для завоевания Перу, ветераны решили, что возможностей колонии для этого недостаточно. Завоевание Мексики уже не воспринималось как чудо, но как установившийся факт: Мексика стала территорией Новой Испании, населенной тысячами испанцев. Уже забылось, что Кортес захватил и удержал город ацтеков всего с четырьмя сотнями солдат. А Педро де лос Риос отнюдь не принадлежал к породе конкистадоров. Его останавливала сложность задачи, ему вовсе не хотелось быть отозванным в Испанию по причине катастрофически неудачной экспедиции. Однако он был готов переложить груз ответственности на правительство метрополии. Когда Луке предложил обратиться непосредственно к королю, он не стал чинить препятствий.

Теперь Писарро и Альмагро поменялись ролями. Если в предшествующих случаях Писарро не прочь был оставаться на заднем плане, то теперь Альмагро не хотелось выступать в роли посла. Возможно, он чувствовал ограниченность своих возможностей. Альмагро представлял собой типичного испанского искателя приключений, гордого и хвастливого. Он мог развязно и убедительно разговаривать с губернатором колонии, но, вероятно, понимал, какой вид будет иметь при дворе, да еще с обезображенным потерей глаза лицом. У Писарро же явно прибавилось уверенности после долгого и очень успешного путешествия. Кроме того, как указал Альмагро, из них троих только Писарро мог рассказать о Перу как непосредственный свидетель. Весной 1528 года он оставил Панаму и по суше добрался до северного побережья, захватив с собой Педро де Кандиа, нескольких индейцев из Тумбеса, несколько лам, а также образцы перуанских изделий из золота и серебра и тонких тканей.

Миссия началась неудачно. Стоило Писарро ступить на землю Испании, как по заявлению его старого приятеля Энсизо его схватили и заточили в тюрьму за долг, взятый в первые дни поселения на Дарьене. К счастью для Писарро, общественный протест поддержали и чиновники двора; теперь, когда вечно пустые денежные сундуки Карла стали пополняться огромными богатствами, привозимыми кораблями, один за другим приходившими из Вера-Круса, они стали очень внимательны ко всему, что касалось Нового Света. Поэтому администрация отнеслась с большой предупредительностью к человеку, привезшему, как говорили, вести о новой, еще более богатой стране. Писарро приказано было освободить, и его тут же привезли в Толедо, где пребывал в это время двор Карла (сам он готовился к отъезду в Италию для получения из рук папы короны Священной Римской империи).