Преисподняя XXI века - Джуниус Подраг
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт их знает, откуда они берут воду и что у них за мороженое, — буркнул водитель.
Однако люди мороженое покупали: жизнь в Зоне вообще была проникнута фатализмом. Фактически всем этим людям уже был вынесен смертный приговор, и его исполнение было лишь делом времени. А покупка рожка мороженого, пусть тот и мог оказаться зараженным, позволяла хоть ненадолго избавиться от мучительной сухости во рту, того самого «хлопка». В конце концов, каждый здесь знал, что единственный способ гарантированно не заразиться — не употреблять жидкостей и пищи, кроме тех, что прибыли с севера в опечатанных контейнерах. Но этого правила практически никто не придерживался.
По оценкам Монтес, каждый третий или четвертый человек на улице имел симптомы заражения. На ранних стадиях недуга усиливалась жажда и появлялся яркий розовый румянец, так что казалось, будто кожа «светится». Через несколько месяцев цвет менялся на красный… а жажда становилась нестерпимой. Затем поражение распространялось на нервную систему, ухудшая координацию движений. В годы детства Каден, когда мир еще не был столь политкорректным, людей, страдавших заболеваниями, связанными с потерей двигательной координации, вроде церебрального паралича, называли «инвалидами». В большом мире это слово почти вышло из употребления, а вот в Зоне опять вошло в обиход. Стадия «инвалидности» продолжалась несколько месяцев, после чего больной переходил в состояние, которое Раймонд Чандлер называл вечным сном[36].
«Господи, помилуй всех нас», — подумала Каден, заметив «старуху», которая по возрасту была моложе ее, но едва тащилась по улице, используя для опоры тележку для покупок.
Слово «инвалид» Монтес помнила с детства: ее мать называла так всякого, физически или психически ущербного. «Какими странными дорогами ведет нас судьба», — подумалось ей. До сих пор Каден удавалось счастливо избегать «свечения» — благодаря Коджи Оба, снабжавшему водой ее и «лягушек».
Водитель такси остановился в четырех кварталах от места ее назначения, Губернаторского дворца, поскольку все подъезды были перекрыты и охранялись войсками Управления.
— Внутрь только по пропускам, — сказал водитель. — Ходят слухи, что они там ставят странные медицинские опыты: скрещивают людей с животными или что-то вроде того.
— Прямо «Остров доктора Моро».
— Что за остров такой?
— Книга Герберта Уэллса. Как раз про скрещивание людей с животными.
Каден показала свое удостоверение часовому, который занес ее имя в список, после чего пропустил.
— Вы знаете, как попасть во Дворец? — спросил он.
— Нет.
— Вот дорога, ее называют «Старая тропа Санта-Фе». Прямо по ней, до Дворцового проспекта. Дворец прямо там, сразу увидите. Идти пять минут.
— Это рядом с Плаза?
— Да, но Плаза полностью перекрыта. Туда никого не пускают.
Монтес покинула КПП, гадая, что же такого может быть в проекте Хольта, если о нем по всей Зоне рассказывают страшилки.
Плаза Санта-Фе действительно была закрыта и взята под усиленную охрану. Все происходящее внутри хранилось в строжайшей тайне. Что, впрочем, было обычно для данного региона: совсем неподалеку находилась лаборатория Лос-Аламос, где в свое время разрабатывали атомную бомбу.
После полета над Мексиканским заливом ее вместе с остальными членами группы доставили в Сиэтл, а вскоре последовало распоряжение о командировке в Остин, штат Техас. Университет Остина располагал уникальной коллекцией материалов, относящихся к истории Центральной Америки, значительная часть которых была перемещена из столицы Мексики после того, как заражение превратило долину Мехико в край призраков.
Зачем Хольту потребовалось, чтобы Каден расширила свои познания о древней Центральной Америке, регионе, включавшем несколько современных стран, в том числе Мексику, оставалось для нее тайной. Особое внимание предлагалось уделить величайшему городу Древней Мексики, Теотиуакану. Хотя она осматривала его руины, Хольт настаивал на необходимости ознакомиться с результатами компьютерной реконструкции и как следует все запомнить.
Все эти инструкции Каден получала через его помощников. Самого Хольта она не видела со времени полета над заливом.
Одноэтажный Губернаторский дворец представлял собой впечатляющее строение, занимавшее целый квартал. Из Интернета Монтес было известно, что первоначально он был выстроен в испанском колониальном стиле, однако сто лет назад отцы города изменили его экстерьер, придав ему сходство с саманной постройкой пуэбло. Теперь длинный фасадный портик поддерживала колоннада из голых бревен, верхние концы которых торчали над козырьком через каждые несколько футов.
Почитаемое в Нью-Мексико за свою историю, это здание не было ни слишком большим, ни внушительным и в этом смысле мало походило на место работы над важнейшим проектом, осуществлявшимся под патронажем одного из самых могущественных людей страны. Что, естественно, делало ситуацию еще более загадочной.
Прождав полтора часа в приемной, Каден наконец была допущена к Алену Хольту, и не подумавшему извиниться за то, что продержал ее в приемной столько времени. Ну конечно, боссам все позволено.
Из своего офиса Хольт вышел явно не в лучшем расположении духа.
— Худшая зараза, которая действительно поразила весь мир, — вирус бюрократии. Возня с бумагами отнимает у меня больше времени, чем работа на результат.
Монтес последовала за ним по многолюдным коридорам; служащие расступались перед Хольтом, как море перед Моисеем. Когда они вышли во двор, где находилась выглядевшая только что построенной баскетбольная площадка, он остановился и, указав на спортивное сооружение, спросил:
— Что вы видите?
— Хм… вижу шестерых игроков. Принадлежат к разным расам — есть и черные, и цветные, и белые. Молодые люди… рост различный.
Из динамиков на стене несся оглушительный рэп.
— Сколько команд?
— Хм… да… Похоже, пятеро играют против одного.
Этот «один» был самым низкорослым, но отменно сложенным молодым человеком с очень смуглой кожей. Он явно превосходил всех прочих: с легкостью выполнял обманные финты, а порой ухитрялся пропустить мяч у соперника между ног и перехватить снова — с такой немыслимой быстротой он оказывался за спиной соперника.
Каден услышала, как другой игрок выкрикнул его имя или, скорее, игровое прозвище — Папа Орел.
Орел направил мяч в голову одному из соперников, вновь овладел мячом, отскочил, нырком проскочил мимо пытавшегося перехватить его более рослого игрока и с криком «получи!» толчком плеча сбил с ног другого противника.
— Обманщик! — выкрикнул упавший игрок.