Между западом и югом - Иван Кузмичев

— Говорите, — с самого утра меня не покидало стойкое чувство дежавю, словно когда-то я уже сидел здесь и решал судьбу этих людей.

Смотреть на воров и зажравшихся от собственной власти аристократов было неприятно, если не сказать больше – противно. И ведь эти сволочи знали, что наказание неминуемо! На что-то надеялись? Однако стоит подумать над этим на досуге, сейчас следует, внимательно слушать чего они лепечут, авось нечто полезное услышу…

— Ваше Величество, прошу разрешения удалиться к себе в вотчину и прожить там отмеренные мне годы, — первым сказал князь Опухтин, низко кланяясь.

— Слишком простое наказание выбрали вы для себя, князь, — злая ухмылка появилась на мгновение, но этого обвиняемым хватило, в миг с них спали маски отчуждения.

В их глазах появилась растерянность: не такой реакции они ожидали от молодого царя, тем более после заступничества патриарха Иерофана. Сколько заплатили владыке, дабы он не побоялся предстать передо мной, не знает никто, кроме обвиняемых и самого патриарха…

— Ваше Величество, прибыл его святейшество, — тихо сказал Никифор, переступая порог кабинета неизменно учтивый и надежный. — Прикажите впустить?

— Конечно впускай, что за вопрос, — скривившись, словно от зубной боли я отложил карандаш в сторону, смотреть на проделанный труд желания не было, сейчас мне надо собраться с мыслями, потому как предстоит словесная баталия с патриархом.

Через минуту дверь отворилась, и в нее вошел глава Русской Православной Церкви – патриарх Иерофан, умный, а главное понимающий человек. Не будь он священнослужителем, да к тому же принадлежащим "черному" духовенству ему можно было бы пророчить пустующую после казни Головина должность канцлера. Но чего нет, того нет, Иерофану неплохо живется и в патриаршем сане.

— Пусть будут благословенны и мудры твои деяния, сын мой, — осенил меня крестным знаменем владыка.

Однако протягивать руку для поцелуя не стал, помнил, что для меня этот жест не надобен, знает, как к этому отношусь в общении наедине. На людях это одно, а вот в подобной обстановке меня от этого слегка коробит. Вот еще, мне больше делать нечего как целовать патриаршие перстни. Я дал ему этот сан, поэтому маленькие вольности для меня позволительны.

— Спасибо, владыка. Присаживайся, в ногах правды нет, — указал я на кресло напротив.

— Вот они какие, ужасные очи, — усмехнулся патриарх, с интересом разглядывая портреты Ивана Грозного и Петра Великого. — Признаюсь, что не верил будто они таковы, думал люди лукавят, мало ли что им в беседе покажется, а вот теперь вижу, быть может и не приукрасили словеса свои. Помощники у тебя, государь и в правду грозны.

— Какие есть все мои, предки ведь, — без тени улыбки ответил я владыке, опираясь локтями на стол, сложив ладони в замок.

— Ай ли? Даже Иван Кровавый? — прищурился Иерофан.

— Даже Иван Грозный! — специально выделив голосом, истинное прозвище Ивана IV я по привычке собрался, было встать из-за стола, но вовремя вспомнил, что передо мной сейчас не простой собеседник и тем более не мой прямой подданный. — Не по крови, а по духу и стремлениям для блага страны.

— Не боишься такой славы, царь? — внимательно глядя мне в лицо, спросил Иерофан.

— Если потребуется, то такой славы добьюсь, что Ивану Грозному завидно будет, — как можно тверже и уверенней отвечаю ему.

— Поэтому ты решил начать рубить головы?

— Заслали все-таки миротворца? — усмехнулся я, барабаня пальцами по столу.

Солнце за окном стояло в зените, его лучи скользили по портьерам, но до стола не дотягивались. Излишне яркая атмосфера меня раздражала, пусть лучше будет такой слегка "приглушенный" свет. Природа словно радовалась сегодняшнему дню, благословляла людей на подвиги. Так может и мое решение она благословляет и одобряет?

— Миротворца… и, правда, творец мира. Да, я сейчас именно мира творец. Не даром сказано: "возлюби ближнего своего", — прикрыв веки, тихо сказал патриарх.

— Христос говорил иначе, — возразил я владыке, вспоминая Его слова: – "Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч…"

— Вы забыли окончание Его слов, Ваше Величество, — с отеческой улыбкой добавил Иерофан, словно мудрый родитель, поучающий чадо: — "…ибо Я пришел разделить человека с отцом его и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку – домашние его. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня. Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее".

— К чему сей теологический спор, владыка?

— К тому, государь, что не стоит пятнать душу кровавыми делами. Ведь сам Господь говорил: "Если бы Я не пришел и не говорил им, то не имели бы греха; а теперь не имеют извинения во грехе своем". Не страшно ли оказаться в час Страшного Суда по ту сторону ворот ангела Петра?

— Свои грехи я замолю, а чужих мне не надо, пусть каждый сам ищет спасения. Для этого и нужна Церковь, чтобы помогать страждущим в их поиске, — слегка раздраженно заметил я патриарху, давая понять, что говорить на эту тему больше не намерен.

— Если такова воля Вашего Величества, то я больше не стану говорить о завтрашнем суде, однако у меня есть, и другие не менее важные вести, которые надобно обсудить и как можно скорее, — в притворном смирении склонился патриарх.

— Владыка надеюсь, вы не откажитесь от сбитня, а то у меня в горле пересохло.

— Конечно, — хрипло ответил он, смахивая капельки пота с морщинистого лица.

Взяв со стола небольшой серебряный колокольчик, я пару раз взмахнул им: по комнате разлился приятный благородный перелив. Почти сразу в дверь вошел молодой слуга, несущий поднос с кувшином и парой стеклянных бокалов, а за его спиной стоял въедливый обер-камергер.

Пока слуга ставил бокалы, наливал сбитень, я вспоминал сведения берложников князя- кесаря по недавно прошедшему заседанию Святейшего Синода.

Месяца четыре назад мне в руки попало донесение из Англии от князя Бориса Ивановича Куракина. В нем говорилось о том, что помощник князя, Александр Баскаков в приватной беседе с епископом англиканской церкви Иеремией Колльером получил предложение о сближении англиканской церкви с восточной православной. И по разумению Александра сие могло в будущем привести к открытому протекторству над островной ветвью. В ту пору подобная мысль показалась мне занимательной не лишенной смысла, поэтому послание было тут же отдано в Синод. Вместе с посланием была приписка об устранении мешающих сближению общих противоречий, написанная со слов двух епископов англиканской ветви Иеремии Колльера и Архибальда Кампбелла.

И вот теперь, по прошествии четырех месяцев Святейший Синод вынес свой вердикт по вопросу.

— Ваше святейшество вы хотели что-то сказать? — как можно учтивей спросил я патриарха, надеясь тем самым смягчить невольную грубость.