Особые отношения - Джоди Пиколт

— Мне кажется, у нас осталось немного «Кризиса среднего возраста»! — кричу я.

Так называется вино, которое мы купили с Ванессой в Калифорнии, прельстившись исключительно этикеткой. Я опускаюсь на диван, на то место, где сидел Макс. Я щелкаю по каналам телевидения и останавливаю свой выбор на «Эллен».

Иногда мы с Максом смотрели этот сериал, когда Макс возвращался с работы. Ему нравились ее кеды «Конверс» и голубые глаза. Он, бывало, шутил, что не хотел бы оказаться запертым с одной комнате с Опрой, потому что она наводит ужас. Но Эллен Деженер… С такой девушкой любой бы захотел выпить пивка.

Что мне нравится в Эллен… Несмотря на то что она лесбиянка — да-да! — не это в ней самое интересное. Запоминается то, что она настоящий профессионал телевидения, а не то, что она возвращается домой к Портии Де Росси.

В гостиную входит Ванесса, но вместо вина она несет два бокала шампанского.

— Это «Дом Периньон», — говорит она. — Потому что нам есть что отметить.

Я смотрю на пузырьки, поднимающиеся в бледно-желтой жидкости.

— У меня сегодня умерла больная, — тут же признаюсь я. — А ей было всего три.

Ванесса ставит бокалы на пол и обнимает меня. Она молчит. Слова излишни.

Человек понимает, что нашел свою половинку, когда молчание намного важнее слов.

Слезами Марису не вернуть. Слезы не заставят таких людей, как Паулина и Макс, перестать меня осуждать. Но от слез, тем не менее, становится легче. Я продолжаю рыдать. Ванесса гладит меня по голове, пока слезы не высыхают, а внутри не образовывается пустота. Я поднимаю на нее глаза.

— Прости. Ты хотела что-то отметить.

Щеки Ванессы вспыхивают.

— В другой раз.

— Я не позволю, чтобы мой неудачный день испортил тебе настроение.

— Зои, это подождет, правда.

— Нет. — Я усаживаюсь на диване по-турецки и поворачиваюсь к ней лицом. — Рассказывай.

Ей, похоже, неловко.

— Да так, ерунда. Я спрошу тебя в другой раз.

— О чем спросишь?

Ванесса собирается с духом.

— Если ты говорила вчера серьезно… После того, как мы в магазине встретили Макса…

Я сказала, что хотела бы остаться с ней навсегда. И что «навсегда» — это слишком короткий срок.

И несмотря на то, что я не такой представляла свою жизнь…

Несмотря на то, что есть люди, с которыми я даже не знакома, но которые уже ненавидят меня за это…

Несмотря на то, что мы знакомы всего несколько месяцев, а не лет…

Каждое утро я просыпаюсь, охваченная паникой. А потом смотрю на Ванессу и с облегчением говорю себе: «Не волнуйся, она рядом».

— Да, — подтверждаю я. — Готова подписаться под каждым словом.

Ванесса разжимает руку. На ее ладони лежит золотое кольцо с россыпью бриллиантов.

— Если «всегда» — недостаточно долго, может быть, «до конца жизни»?

На мгновение меня словно парализовало, я не могу дышать. Я не думаю ни о последствиях, ни о том, как отреагируют на эту новость окружающие. Единственная моя мысль: «Ванесса моя. Моя и только моя».

Я снова заливаюсь слезами, но уже по другой причине.

— До конца жизни — это неплохое начало, — отвечаю я.

Меня окружают облака. Они касаются носков моих кроссовок. Стелются по полу. Наверное, я зашла настолько далеко, что оказалась на небесах. Вот только я совсем не хочу свадебное платье (сама покупка которого делает всю затею больше похожей на пытку).

Мама держит платье с декольте в форме сердца, которое заканчивается юбкой из перьев. Больше похоже на цыпленка, которого переехал комбайн.

— Нет, — говорю я. — Категорически.

— Вот там висит платье с кристаллами «Сваровски» на лифе, — настаивает мама.

— Сама его надевай, — бурчу я.

Идея посетить салон новобрачных в Бостоне принадлежит не мне. Моей маме приснился сон, и в итоге мы оказались в примерочной салона «Присцилла», и уклониться от похода куда не представляется возможным, — мама непоколебимо верит в пророческую силу подсознания.

Мама, которой понадобилась целая неделя, чтобы привыкнуть, что мы с Ванессой вместе, намного больше обрадовалась предстоящей свадьбе, чем мы. Мне в глубине души кажется, что она любит Ванессу гораздо сильнее, чем меня, потому что Ванесса серьезная, имеющая голову на плечах дочь, которой у мамы никогда не было. Дочь, с которой можно обсудить индивидуальный пенсионный счет и порядок выхода на пенсию, которая ведет книгу, куда записывает дни рождения, чтобы не забыть послать поздравление. Мне кажется, мама искренне верит, что Ванесса всегда будет обо мне заботиться, в то время как относительно Макса у нее были сомнения.

Но у меня все зудит в этом месте, где полно других невест, которые выходят замуж без всяких осложнений. Такое ощущение, что я буквально утопаю в тюле, кружевах и атласе, а ведь я еще ни одного платья не померила.

Когда к нам подходит продавщица и предлагает свою помощь, мама с широкой улыбкой делает шаг ей навстречу.

— Моя дочь-лесбиянка выходит замуж, — сообщает она.

Я чувствую, как пылают мои щеки.

— Чего это вдруг я дочь-лесбиянка?

— Ну, мне казалось, кому, как ни тебе, знать ответ на этот вопрос.

— Ты же раньше никогда не представляла меня: «Вот моя дочь традиционной сексуальной ориентации».

У мамы вытягивается лицо.

— Я думала, ты хочешь, чтобы я тобой гордилась.

— Не нужно делать из меня виноватую, — отвечаю я.

Продавщица переводит взгляд с меня на маму.

— Наверное, вам нужно еще несколько минут подумать, — говорит она и поспешно удаляется.

— Полюбуйся, что ты сделала. Поставила девушку в неловкое положение, — вздыхает мама.

— Ты смеешься? — Я хватаю с полки туфли-лодочки в блестках. — Привет! — передразниваю я. — А у вас нет таких туфель для моей мамы-садомазохистки? У нее тридцать восьмой размер.

— Во-первых, я не садо-мазо. Во-вторых, эти туфли просто ужасные. — Она смотрит на меня. — Знаешь, не все собираются на тебя нападать. Не стоит думать, только на том основании, что ты сама недавно стала членом гей-меньшинства, о других людях самое плохое.

Я опускаюсь на белый диван посреди гор тюля.

— Тебе легко говорить. Тебе каждый день не присылают брошюры из церкви Вечной Славы. «Десять крошечных шагов к Иисусу», «“Норма” не значит “Ненависть”». — Я смотрю на маму. — Тебе, возможно, хочется всем раструбить о моем новом статусе, но я не хочу. Не стоит никого вгонять в краску. — Я оглядываюсь на продавщицу, которая заворачивает платье. — Единственное, что нам о ней известно: она поет в церковном хоре Вечной Славы.