Последний бой Василия Сталина - Максим Алексашин

Питер Бицер, корреспондент журнала «Штерн»: «Вопрос касается мемуаров, которые были опубликованы в журнале „Штерн“. 17 лет назад Вы опубликовали в Америке свою первую книгу, где Вы говорили о рукописи, которая была украдена КГБ, и текст ее Виктор Луи привез в Германию, и он был опубликован в журнале „Штерн“. Вы сейчас собираетесь восстановить свои связи с этим господином?»

Светлана Аллилуева: «Я никогда в жизни не встречала Виктора Луи, и у меня сейчас нет ни малейшего желания его встречать. Летом 1967 года действительно одна из копий, которая оставалась в Москве, была перевезена им в Англию вместе с целой кучей фотографий, взятых у меня в моем доме. Он пытался напечатать рукопись в журнале „Штерн“. Я видела эти страницы, там было много добавлено, а фотографиям он дал ложное толкование, потому что не знал, кто это и что это. Это был факт. И я повторяю, что Виктор Луи ссылается на то, что он якобы знал меня и так далее. Мы с ним никогда не встречались, и надеюсь, что не встретимся».

Серж Шенеман, корреспондент газеты «Нью—Йорк таймс»: «Мисс Аллилуева, в своем заявлении Вы сказали, что во время Вашего пребывания Вы были в руках… или Вами манипулировали, в частности ЦРУ (если я не ошибаюсь, Вы упомянули ЦРУ), и Вам не дали возможности поселиться в небольшой нейтральной стране, насколько я помню, Вы упомянули Швейцарию. Не могли бы Вы сказать, кто и каким образом помешал Вам сделать это?»

Светлана Аллилуева: «Я уже сказала: с самого первого момента, как только попала в Соединенные Штаты, я оказалась в руках, во—первых, очень сильной адвокатской фирмы из Нью—Йорка, которая была, так сказать, рукой правительства во всем этом. Еще в Швейцарии в 1967 году мне дали подписать ряд легальных бумаг, смысла которых я не могла понять, и этот смысл не был мне объяснен. Эти документы, подписанные мною, поставили меня в положение совершенной бесправности: как автор я лишалась всех прав на свою книгу, я должна была делать, что эта фирма говорила. Я помню, как мне предложили поехать туда, потом поехать сюда. Я бы хотела первые месяцы быть в Нью—Йорке, чтобы посмотреть этот город и все, что там есть. Нет, меня все время пересылали из одного места в другое, что было все малоинтересно.

Дальше, моя первая книга мемуаров «Двадцать писем к другу». Эта фирма находилась в очень тесном контакте и с государственным департаментом, и с ЦРУ. Дальше возник вопрос о второй книге, потому что мои мемуары о детстве и о семье Америку не удовлетворили. Написание книги «Только один год» было буквально коллективным творчеством. Моими страницами была глава об Индии. Тут я писала все, что хотела. В дальнейшем мне начали говорить и подсказывать, что писать, чего не писать, исключить историю о том, как мы летели из Дели через Рим в Швейцарию, что и почему. Рукопись читалась и перечитывалась целым рядом лиц, большинство из которых я упомянула в конце, выразив им всем ироническую благодарность, о чем они все возражали. Но некоторые лица были там даже не упомянуты, потому что не принято называть имена лиц, которые работают в Интеллидженс» (Колесник А. Хроника жизни семьи Сталина. — Харьков, СП «Интербук», 1990. — Стр. 87–89).

Многое удивляет в интервью, которому более двадцати лет. Его тексты, опубликованные уже давно, кочуют из книги в книгу. Авторы на основании этого интервью задают нелепейшие вопросы читателю и отвечают на них так же нелепо. Но никто не задумался о смысле сказанного Светланой. Никто не заметил тридцати сребреников в ее протянутых навстречу миру руках! А ведь она открытым текстом заявила, что «Двадцать писем к другу» отредактированы и изданы на деньги ЦРУ и Интеллидженс! Что к написанию продолжения книги она имеет вообще опосредованное отношение! Она не скрывает причастность спецслужб США и Великобритании в оклеветании отца и брата. Еще более удивительно, что это ее «творение» было издано одновременно и в США, и в СССР в 1967 году на пике «холодной войны»! С чего бы такая солидарность?

В своем шедевре эпистолярного жанра Светлана Аллилуева, описывая похороны отца И.В. Сталина, драматизирует истинные события и кривит душой. То ли для накала страстей, то ли для красного словца Аллилуева пишет: «А наутро 2 марта меня вызвали с занятий в Академии и велели ехать в Кунцево. Моего брата Василия тоже вызвали 2 марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале… В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что „отца убили“, „убивают“… Аллилуева, вероятно, склонна думать, что брат бушует под действием алкоголя. Однако в дни похорон, очевидно, совершенно трезвый, неся гроб отца рядом с Молотовым, он вновь повторяет, что „отца убили“. Аллилуева продолжает: „Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе. Он был уверен, что отца „отравили“, «убили“; он видел, что рушится мир, без которого он существовать не может… В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, — что не так лечили… Он ощущал себя наследным принцем».

Вот та фраза, которая ставит все на свои места. Оказывается ей, несчастной, места под солнцем оказалось мало. Брат — генерал, а она — кто? Сегодня становится ясным, что простая женская ревность заставила оклеветать брата, но воспользовались этим люди нечистоплотные, те, кого позже назовут «отцами пиара».

Хрущевым и его окружением из—за боязни собственного разоблачения был создан образ Василия—алкоголика, пьяный бред которого не заслуживает внимания, равно как и его ничтожная персона. Никчемность молодого генерала надо было показать всем. А сестра просто превратилась в «инструмент», раскручивающий юлу лжи и обмана. Теперь—то уж ясно, кому именно сыграла на руку дочь Сталина. Но, господа—товарищи, это что же получается, что глава СССР, Хрущев, дудел в одну дуду с аналитическим центром ЦРУ США, который помог Светлане издать «Двадцать писем к другу»? Они же злейшие враги! Или для такого дела, как обливание грязью Сталина и его сына, можно пойти на сделку с дьяволом? Своей «правдой» Хрущев уже в середине 50–х начал подрывать собственную страну изнутри, ее развал после прихода к власти этого прохиндея стал только вопросом времени.

По генералу Василию Сталину был нанесен превентивный, упреждающий удар, который стал для Василия смертельным. Так что очень верно заметил известный советолог А. Авторханов: «Сестра его думает, что он умер от алкоголизма, но, увы, есть в мире еще и другая, более безжалостная болезнь — политика. От нее он и умер».

Но до смерти он успел хлебнуть горя, унижения, несправедливости, лжи и предательства тех, кому так доверял и благоволил! Василия унижали и притесняли во всем, в чем это возможно. Страх перед усопшим Красным Монархом был у подножия его трона столь велик, что само упоминание фамилии Сталин наводило ужас на мосек, дорвавшихся до власти. Когда перед детьми Сталина встал вопрос о смене фамилии, дочь вождя в тот же миг безоговорочно отреклась от великой фамилии, а Василий до конца дней носил фамилию отца, которой гордился. Отречение стало ценой жизни брата и сестры. Не сумевший отречься брат спокойно взошел на плаху и принял уготованную ему медленную смерть, сестра в обмен на отречение получила вполне пристойную жизнь, которую до сих пор прожигает в американской глубинке, попирая прах самых близких ей по крови людей — отца и брата!