Ноздря в ноздрю - Феликс Фрэнсис

Я вернулся в гостиную, и вовремя. Миссис Шуман и Каролина появились в дверях, едва я сел на один из бело-зеленых диванов.

— Извините, — посмотрела на меня миссис Шуман. — Не смогла сдержаться.

— Я понимаю, — покивал я. — Не следовало нам вас тревожить. Уж простите, что разбередили вашу рану. Мы поедем. — Я встал.

— Нет, нет, — запротестовала она. — Так хорошо, когда в доме кто-то есть. Побудьте еще немного. Вы приехали издалека. А я действительно хочу услышать о том, что произошло на ипподроме.

Я снова сел. Рассказал о случившемся, опустив самые кровавые подробности. Она сидела не шевелясь, впитывая каждое слово. Раз или два глаза наполнились слезами, но ей удалось сдержаться.

— Спасибо, что рассказали мне, — поблагодарила она меня. — Это так трудно, ничего не знать.

— Я очень сожалею, что все так вышло.

Дороти натужно мне улыбнулась и кивнула.

— Хотите пить? — спросила она. — У меня на кухне есть ледяной чай.

Я посмотрел на часы. Самое начало первого.

— С удовольствием.

Втроем мы пошли на кухню, и Дороти наполнила три высоких стакана золотистой жидкостью, предварительно положив в них по ломтику лимона. Я всегда предпочитал пить чай горячим, но пришлось признать, что ледяной чай очень вкусный и прекрасно утоляет жажду. Мы с Каролиной сели, как сказала Дороти, у «бара». Кухня производила впечатление и размерами, и видом на озеро и город на противоположном берегу. А «баром» была одна из сторон стойки по центру кухни.

— Дороти, — спросил я, — можете вы назвать причину, по которой кто-то мог убить Ролфа?

Она замерла, заполнив лишь наполовину один из наших опустевших стаканов, посмотрела на меня.

— В местной полиции мне сказали, что бомба предназначалась не Ролфу. Его взорвали по ошибке.

— Я знаю, — кивнул я. — Но вдруг полиция не права?

Дороти тяжело опустилась на один из свободных стульев.

— Вы думаете, кто-то хотел убить именно Ролфа?

— Да, — ответил я. А после долгой паузы добавил: — Как по-вашему, кто мог желать его смерти?

Она рассмеялась с горечью.

— Только около тысячи местных. Их всех уволили прошлой зимой. И они все винили Ролфа.

— Но они, конечно же, не…

— Нет, нет. Это несерьезно.

— Вы можете назвать кого-то еще, кто хотел бы убить его и причинить урон компании?

Она поджала губы, покачала головой.

— Вы знаете человека по фамилии Комаров? — спросил я.

— Конечно. Я очень хорошо знаю Питера. Он импортирует пони. Но вы же не хотите сказать, что он как-то связан с этим взрывом?

— Не знаю. Просто поинтересовался, слышали вы о нем или нет.

— Он и его жена останавливались у нас. — Тон однозначно указывал, что гости этого дома вне подозрений. — Они наши друзья.

— Многих людей убивали именно друзья, — напомнил я.

«Et tu Brute?»[39]

И тут же задал следующий вопрос:

— Когда именно Комаровы останавливались у вас?

— Когда приезжали по каким-то делам, связанным с поло.

— В «Лейк кантри поло-клаб»? — уточнил я.

— Да. Ролф там вице-президент.

— А у самого Ролфа есть пони?

— Сотни, — ответила Дороти. — Я бы хотела, чтобы он уделял мне столько же времени, сколько тратит на это чертово поло. — Она замолчала, посмотрела в окно. Понимала, что теперь в жизни добавится трудностей.

— Питер Комаров как-то связан с клубом поло? — спросил я.

Она вновь повернулась ко мне.

— Не думаю. Но я знаю, что все его лошади после прибытия в страну несколько дней проводят на территории клуба.

— А откуда привозят лошадей?

— Думаю, из Южной Америки — Аргентины, Уругвая, Колумбии.

— И куда их отправляют после пребывания в клубе поло?

— Развозят по всей стране. Я иногда ездила на аукционы с Ролфом. Вы знаете, в Кинленде, штат Кентукки, и в Саратоге.

Я слышал об обоих этих местах. Там проводились крупнейшие аукционы чистокровных скаковых лошадей.

— Так в клуб привозят не только пони?

— Я думаю, по большей части пони, но есть и скаковые лошади.

— А почему их поначалу привозят в клуб поло?

— Честно говоря, не знаю. Они прибывают на самолетах в аэропорт О'Хэйр или в аэропорт Милуоки, а потом их в специальных фургонах привозят в клуб. Может, они нуждаются в акклиматизации, или им надо привыкнуть к новому часовому поясу. Я думаю, они остаются в клубе на неделю, а потом их увозят на продажу. Разумеется, кроме тех, что Ролф оставляет себе. — Она вздохнула, и в глазах снова заблестели слезы.

— Мне представляется странным, что скаковых лошадей сразу не везут на продажу, — заметил я.

— Ролф говорит, что их должен осматривать ветеринар. И еще есть какие-то дела с шарами.

— Шарами?

— Да, — кивнула Дороти. — Металлическими шарами. Они имеют какое-то отношение к перелету. Точно я не знаю, но после прибытия каждого самолета с лошадьми у нас дома несколько дней стоит большая коробка с этими шарами.

— А сейчас они у вас есть? — спросил я.

— Думаю, несколько должны лежать в столе Ролфа.

Дороти вышла из кухни, но вскоре вернулась со сверкающим металлическим шаром размером в мяч для гольфа. Положила его на стойку передо мной, и я его взял. Ожидал, что он будет тяжелым, как гиря, но, полый внутри, весил шар совсем ничего.

— Для чего они? — спросил я Дороти.

— Понятия не имею. Но, думаю, как-то они связаны с пони.

— Могу я взять этот шар?

— Не уверена, что Ролф похвалит меня, если я отдам его вам, — ответила Дороти. — Он ими очень дорожит. Всегда пересчитывал, чтобы ни одного не пропало.

— Но, возможно, шар поможет выяснить, что послужило причиной взрыва.

— Вы действительно так думаете? — В глазах Дороти зажглась надежда.

— Точно не знаю, но возможно.

— Тогда можете его взять. Но должны пообещать, что вернете его, когда надобность в нем отпадет.

Я пообещал, а Каролина улыбнулась Дороти.

Мы уехали из дома Шуманов без пяти два, соблазненные предложением остаться на ленч и съесть сандвич с ветчиной и сыром. В результате задержались дольше, чем следовало. Я вырулил на автостраду 94 и с силой надавил на педаль газа. От Чикаго нас отделяла сотня миль, а репетиция оркестра начиналась у Каролины в четыре часа. И не следовало забывать, что ей требовалось время, чтобы заскочить и отель — взять платье для концерта и любимый альт. Вот и приходилось спешить.