Блицкриг. Как это делается? Секрет "молниеносной войны" - Юрий Мухин

Довольно интересным является и мнение о ценности военного образования, как такового, невольно высказанное британским фельдмаршалом Бернардом Монтгомери. Он провоевал обе мировые войны, закончил карьеру начальником Генштаба Британской империи и посему, повторю, человек в военном деле далеко не случайный. Судя по его мемуарам, британское военное образование являло собой нечто среднее между германским и русским (советским). У британцев, в отличие от немцев, как и в России, были военные учебные заведения, но обучение в них было гораздо короче.

К примеру, после окончания школы Монтгомери поступил в военное училище Сандерхерст. В России и довоенном СССР его учили бы два года, но в Сандерхерсте учили год (Монтгомери учился полтора, так как хулиганствовал). Первую мировую войну Монтгомери закончил в должности начальника штаба дивизии и после войны поступил в штабной колледж в Кэмберли — что-то вроде нашей Академии Генштаба, но только вроде.

Интересно, что рассказ о поступлении в этот колледж Монтгомери предваряет чем-то наподобие оправдания тому, почему он на это решился. Он написал. «До этого момента моей карьеры я не изучал теории своей профессии; за моими плечами было четыре года войны, но никаких теоретических знаний в основе этого опыта. Я читал где-то высказывание Фридриха Великого по поводу офицеров, полагающихся только на свой практический опыт и пренебрегающих наукой; говорят, будто он сказал, что у него в армии есть два мула, которые прошли сорок кампаний, но они все равно остались мулами».

Во-первых, Фридрих II под изучением теории не имел в виду обучение в каком-либо военном учебном заведении. Во-вторых, даже если Фридрих II это и сказал, то тогда он сказал явную глупость. Поскольку полководец обязан все же отличаться от мула. Затем, мулу можно было бы в академии сорок лет рассказывать теорию военного дела, но он и после этого остался бы мулом. И, наконец, если полководец провел сорок кампаний, но не понял того, что объединяет воедино результаты его дела, т.е. не понял теории своего дела, то он действительно мул. Поскольку любой мало-мальски толковый практический работник обязательно является и теоретиком своего дела — он понимает, зачем и почему нужно делать так, как он делает. Видимо, и Монтгомери это понимал, раз уж решил оправдаться в том, почему он решил учиться.

Между тем в Кэмберли, в этой британской Академии Генштаба, обучали не как в России (и СССР) — не три года, а всего год. И обучали не профессора, а полководцы, отличившиеся в войну и имевшие склонность к преподавательской работе.

Далее Монтгомери воюет на штабных должностях в Ирландии, а затем сам преподает в штабном колледже и пишет учебник для офицеров пехоты. По нашим меркам он теоретик, у нас он был бы доктором военных наук и профессором и обязательно разглагольствовал бы о том, что «культурный генерал и даже офицер невозможны без академического военного образования», тем более утверждал бы, что офицеры штаба невозможны без получения ими образования в Академии Генштаба. Но вот что Монтгомери пишет о реальных офицерах своего штаба времен Второй мировой войны (выделено мною):

«Под руководством Де Гингана штаб 8-й армии превратился в великолепную команду. Я всегда очень верил в молодость с ее энтузиазмом, оптимизмом, оригинальными идеями и готовностью следовать за лидером. Наш штаб в основном составляли молодые, многие из них не были солдатами по профессии. Единственным необходимым условием для работы в моем штабе являлась способность делать свое дело; не имело значения, служит человек в регулярной армии или он призван во время войны.

Во Вторую мировую войну лучшими офицерами отделов разведки штабов являлись гражданские; их головы, казалось, были наилучшим образом приспособлены к такого рода работе, обученные в «нормах доказательственного права», с богатым воображением и развитой креативностью, и Билл Уильямс возвышался над всеми ними».

Командовавший вьетнамскими войсками в победных войнах Вьетнама над Францией, а потом и США, генерал Во Нгуен Зиап по имевшемуся у него образованию — учитель истории.

Вот вам и ценность военного образования. В мирное время окончание военной академии дает возможность быстро делать карьеру, к примеру, в царской армии до Первой мировой офицер, окончивший Академию Генштаба, становился командиром пехотного полка в 46 лет, а без этого образования — в 53 года. А во время войны, как вы видите на примере британской армии, даже штабные должности прекрасно исполняют гражданские лица и молодые офицеры. Так чего стоит образование Академии Генерального штаба?

И вывод отсюда следует немецкий — тот, кто стремится узнать, как уничтожить врага, тот узнает это и без профессоров академии, а профессора и дипломы по большей части нужны тем, кто стремится как можно больше денег содрать с общества в мирное время, включая и самих этих профессоров. Да так, собственно, обстоит дело во всех областях деятельности человека.

Все же надо хоть что-то сказать и об Академии Генерального штаба РККА.

Замечу, что особенностями русского (советского) военного образования и воспитания является и то, что никто из участников Великой Отечественной войны не вспоминает ни одного случая, когда бы это образование ему потребовалось хоть в каком-нибудь бою. Я также не встречал, чтобы кто-либо из военных оценил ценность этого образования, безразлично как: обругал бы его или похвалил не вообще, а применительно к какому-либо бою. Что-то с этим нашим военным образованием странное происходит — оно на бумаге как бы есть, но в практике оно как бы никого и не волнует.

Вот чуть ли не с восторгом вспоминает о своем академическом образовании маршал И. Конев:

«Условия для учебы были отличные. Нас обучали лучшие профессора и преподаватели военной академии. Политика В. И. Ленина сохранила для Красной Армии кадры офицеров и генералов старой русской армии, у которых мы многому учились.

…В академии отлично читал лекции по тактике профессор Верховский, бывший военный министр в правительстве Керенского. Интересны и полезны были лекции по стратегии профессора Свечина. Я учился в группе профессора Лигнау, большого знатока пехоты.

…Советская военная мысль уже тогда, в предвоенный период, решала ряд актуальных задач. И как выяснилось в ходе Великой Отечественной войны, она правильно определяла характер предстоявшей вооруженной борьбы, ее формы и способы.

…Хочется отметить две особенности учебы в академии тех предвоенных лет: взлет теоретической мысли и ее реализм».

А о чем конкретно идет речь? Ведь это общее бла-бла-бла. А в результате маршал Конев даже к написанию мемуаров в 60-х годах не имел представления, к примеру, о том, как действуют кумулятивные снаряды, которые немцы уже применяли в боях с 1940 года. Зато, как вспоминает генерал-полковник Г. Байдуков, командовавший авиадивизией в составе Калининского фронта, которым командовал И. Конев: «…вызвали на Военный совет фронта. Прибыли. Из избы выходит Матвей Захаров, начальник штаба, будущий маршал Советского Союза, вытирает кровь из носа: «Ударил, сволочь!» Да, бить в морду своего начальника штаба — это, конечно, большой взлет теоретической мысли и безусловный ее реализм. Но какое это имеет отношение в умению выиграть бой? Кстати, М. Захаров окончил академию Генштаба в 1937 году, и ему в Москве за полученные в академии военные знания хорошие оценки ставили. А тут Конев на фронте дал этим академическим знаниям оценку кулаком в морду. Примечательная разница.