Меня зовут Ворн - Катэр Вэй

– Прощай, Авросичка, – всхлипнула Галина, погладив свою любимицу по задней икре.

Нушик запрыгнул в седло. Судорожно выдохнув, баба пожелала удачи Лаки с сыном, которые без лишнего шума выкатились на улицу, освещенную полной луной, и принялась крутить ручку подъемника в обратную сторону.

Тем временем Гриня, Калин, Норг и Гобла быстро шагали через двор к имперским марам.

* * *

– Ой… – пискнул Тошка, увидав, как на пороге таверны показался имперский пес. – Ох, что сейчас будет, – подумал с замиранием сердца, прикусив до боли губу и медленно «утопая» в люке еще глубже, так, что теперь виднелась лишь вихрастая соломенная макушка над землей и серо-зеленые широко распахнутые глаза.

Вдруг не пойми откуда появился крылатый зверь. Заложив в воздухе крутой вираж, он спикировал прямо в лицо уже доставшего свой клинок имперца. Тошке, как он подумал, показалось с перепугу, что нож в руке пришлого мальчишки засветился алым и впился в руку ненавистного хранителя закона. Имперцев никто не любил, но больше их боялись, чем ненавидели. Они учиняли не правосудие, а безнаказанный разбой, который называли карой или велением Императора. Врут. Тошка точно знал, что врут. Ну, не мог Светлейший покарать первую красавицу на деревне – Светку – в день ее свадьбы и мужа ее, честного и работящего шорника которые не совершали ничего дурного. За что они обесчестили ее, а его убили и ограбили их дом? А старого Аргона за что до смерти запороли? Он ведь всего лишь продал им вместо красного вина белое. И то, как продал – задаром отдал! Они ведь никогда ни за что денег не платят. А сколько бед они в таверне творят. Нажрутся от пуза, напьются вдоволь за просто так и начинают искать, кого бы покарать именем Светлейшего, или девок ищут, чтобы снасильничать. Тетка Галина потому молодых работниц и не берет, беда будет. А все же не показалось, нож и вправду светится. В ночи это хорошо видать, особенно, когда он им махать стал.

«Вот же ловкий какой!» – восхищался зрелищем поваренок, позабыв, что надо прятаться, приподнялся повыше, чтобы лучше было видно.

Галина, схоронившись за распахнутой в стойло дверью, тоже наблюдала за боем, переживая увиденное по-своему.

– Увернулся, – тихонько, себе под нос комментировал Тошка то, что видел, – поднырнул под руку, поворот и тык под лопатку, все, готов. И те гады тоже уже валяются. Эх и быстро они их почикали. Профи. К марам бросились. Развязывают. А те и стоят смирно, не кусают даже. Вот это чудо. Вот это да. Скажи кому, не поверят же!

Поваренок восторгался тому, как дядька с татуировкой на голове буквально в два счета справился с противником, а мрякул, словно цепной пес, бесстрашно кинулся на врага. Подумав о том, куда же делся боевой зверь, поднял глаза вверх и увидел в окне лучника.

«Ща стрельнет!» – испугался Тошка, и сам не понимая, когда успел, выскочил из люка, схватил со стены подкову и что было сил метнул ее в оконный проем.

Послышался треск, лучник выронил свое оружия, накренился вперед и завалился вниз, с глухим грохотом ударившись о землю. Друзья хозяина обернулись и увидели тело, а затем и бледного поваренка, стоящего в дверном проеме, словно приведение в ночи. Выбежавший последним имперец не успел даже понять, как он очутился на земле, и от чего в глазах померк свет. Сердце Тошки перестало биться. Оно замерло и покрылось льдом.

– Мама… – прошептал он одними губами беззвучно, удерживая холодеющей рукой древко стрелы, торчащее из его груди.

* * *

Нушик с Лаки под покровом ночи бесшумно покинули деревню, рассчитывая на то, что ребята, никого не убив, украдут имперских мар и смоются тихонько. Догонят их. Ну, и все, дело в шляпе, можно продолжить путь к Николоту, получше запутав следы. А тут такая неприятность с пацаном вышла, да и покойников нарисовалось изрядно, прячь – не хочу. У Галины и шкафов-то столько нет, что бы все «скелеты» распихать.

За сопротивление властям – арест, тюрьма, каторга или порка, за убийство имперского пса однозначно последует наказание – смерть, это знали все, а тут целых пять упокоили.

Галина заохала, запричитала над распластанным телом поваренка. Калин бросился к ним.

– Убили-и-и, – тихонько скулила она, оседая на колени перед ребенком и держась ладонями за пухлые щеки, по которым в два ручья текли слезы. – Проклятые-е-е, ироды-ы-ы… уби-и-и-ли-и…

– Жив, – выдохнул Калин, нащупав слабый пульс на шее бледного поваренка. – Жив еще. Стрелу бы вынуть. Оперировать надо, – вопросительно взглянул он на своих друзей.

– Это он его так? – Гобла указывал на мертвого лучника.

– Угу, – кивнул Норг. – А сам стрелу споймал. Бедолага.

– Проклятье, – плюнул Норг в пыль под ногами и осторожно поднял раненого мальчика на руки.

Отнесли его в харчевню, уложили прямо в обеденном зале для посетителей на один из множества столов, коротким движением скинув с него на пол неубранную посуду. Галина топталась вокруг, не зная, за что схватиться, чем помочь, тем самым лишь мешая и путаясь под ногами бойцов. Женщину колотило крупной дрожью, зубы постукивали, еще и икота напала на несчастную.

– Казнят их всех, точно, – почесав затылок, молвил Гриня, задумчиво глядя на залитую кровью грудь мальчишки с торчащей из нее стрелой. – Бежать им надо. А покойничков прикопать.

– Или, когда другие приедут на поиски пропавших служак, вся деревня должна стойко молчать и говорить, что псы уехали, а иначе худо дело. Но разве они смолчат, твари трусливые? – не скрывая раздражения, хмыкнул Гриня. Лицо его выражало крайнюю степень скептицизма. – Стоит чуть шугнуть, и все выложат, да еще и приукрасят. Думаю, придется бросить таверну и убегать всем, с раненым на руках. Постройку спалить к чертовой матери, трупы в лес, зверью – вся тебе конспирация.

Калин, вооружившись свечой, осматривал раненого, слушал старших товарищей и размышлял о судьбе пострадавших из-за них людей.

– Тащить нельзя, – вмешался он в разговор. – Парень со стрелой в груди просто помрет. С ней он даже до утра не дотянет. Надо тут и сейчас срочно принимать меры. Кипятить воду и оперировать, а потом покой. Если даже я все верно сделаю, что не факт, он все равно в дороге помрет – швы разойдутся, кровотечение, заражение, воспаление, да и бежать с раненым на руках, сами понимаете. Не знаю как, но надо сделать так, чтобы они остались. А трупы убрать. Следы боя скрыть. Ты видел, Норг, когда Имперцы зашли, как все посетители быстренько смылись?

– Понятное дело, Имперцев ненавидят все жители. Боятся. Попрятались, само собой. Хм, – задумался северянин, – а знаешь, это может сыграть на руку. Да. Но вот со следами боя что делать, ну, трупы я имею в виду? Да и Лаки с Нюшей торчат за деревней, а нас все нет и нет. Надо принимать решение, – вопросительно смотрел он на Гриню, Калина и Гоблу.

– Как видишь, ты уже принял в своей голове решение, но сомневаешься в нем, – усмехнулся Гобла. – Действуй, Норг. Калин, где твои инструменты?

– И Полкана кликни, отправь его к Лаки, пусть записку отнесет, – Гриня, уже с грифелем в руке, чиркал шефу записку с коротким описанием сложившейся ситуации.