Меня зовут Ворн - Катэр Вэй

Калин, задумчиво меряя шагом двор, нарезая круги, поглядывал на улицу сквозь прорехи ограждения и размышлял о разном; мысли его, как блохи, скакали, обгоняя одна другую – ему было любопытно, кто этот человек, зачем пришел, и о чем они сейчас там говорят. Почему всех выставили вон? Когда они отправятся дальше? Как выглядит Николот? Город ему представлялся обнесенным высоченной стеной с тупыми зубцами и узкими бойницами. Обязательно широкий и глубокий ров, возможно, с хищными рыбами, а лучше с крокомутантами какими-нибудь, и перекидной мост на толстых цепях, а как же без него, если есть ров. Массивные деревянные ворота, обитые железом, темный коридор во всю толщину стен и даже больше и решетка по ту сторону тоннеля на случай, если враги сломают ворота. Тогда решетка их задержит, и защитники города смогут обливать противника кипящим маслом, водой, закидать камнями, колоть копьями сквозь прутья преграды и многое другое, что Калин видел в исторических фильмах. А дома, наверное, там красивые, высокие, с острыми черепичными крышами и флюгерами на пиках. Улицы чистые, выложенные, понятное дело, не асфальтом и не плиткой, но хотя бы камнями или еще чем-нибудь. Должны же были местные додуматься до чего-то, чем умостить землю, столица же все-таки. Люди все важные, в дорогих одеждах… и рабы. Калин помнил, что ему рассказывали про Николот, там много рабов, даже рынки есть. Их-то, рабов, сразу видно – в железных ошейниках, битые, тощие, с черными кругами под впалыми глазницами и в сером, или даже бесцветном от грязи и пыли рванье. Калину так явственно представились эти люди, что он даже узнал среди них своего друга, Митяя. Он стоял молча и глядел так грустно, с осуждением. «Ну, что же ты, Калин, не идешь? Где же ты, дружище?» – говорят его глаза, полные боли и горечи. Калин тряхнул головой, скидывая картинку. Потер ладошками лицо. Мокрое. Холодный пот прошиб и спину. Впитавшая его рубаха прилипла и неприятно тянула. Калин выпрямился, отдернув ткань. Дверь хибары отворилась, в проеме показался мужик с козлиной бородкой. С серьезным видом, ни с кем не прощаясь, молча прошел мимо и вскоре скрылся с глаз.

Норг проводил его хмурым взглядом, плюнув сквозь зубы вслед. «Лишние уши» вернулись в хибару. Никто ничего спрашивать не стал.

«Если надо, Лаки сам все расскажет, а нет… ну, на нет и суда нет», – думал мальчик, с отрешенным видом пережевывая вяленое мясо и уже давно высохшую и превратившуюся в жесткий сухарь хлебную лепешку.

Мрякул вихрем ворвался в распахнутое настежь окно, спикировав чуть ли не на разложенную еду, но совести у него все же хватило вопросительно заглянуть в глаза мальчика, прежде чем стянуть что-то со стола. Калин достал нож, разделил напополам свой кусок и часть отдал зверю. Провианта оставалось мало, и сколько они еще будут в пути, он не знал, и удастся ли пополнить запасы в ближайшее время, мальчику тоже было неизвестно, поэтому он не взял еду с общего стола, а поделился тем, что уже ел сам. Нушик заметил это и отрезал еще ломоть, протянул его ребенку.

– Ешь. Сегодня будет чем ужинать.

После полуночи козлобородый снова явился и повел всех неизвестно куда. Хотя неизвестно было Калину с Гоблой, да Норгу с Гриней, а вот Лаки с сыном прекрасно знали, куда и зачем они идут.

Шли молча, тихо и быстро, петляя по узким, вонючим улицам трущоб. Луна лениво поднималась по небосклону, все больше и больше заливая светом город. Зашли во двор, спустились в подвал. Козлобородый отодвинул в сторону громоздкий шкаф на удивление легко и беззвучно, будто тот по смазанным жиром полозьям проехал, и, войдя внутрь, зажег факел. Влажные каменные ступени вели вниз. Пахло прелостью и грибами. Где-то звонко, отдавая эхом, капала вода. Узкий коридор с низкими потолками вскоре вывел путников в довольно обширный туннель, а затем и в грот с множеством ходов. Нушик шел уверенно, было заметно – он знал дорогу.

– Удачи, – пожелал провожающий, обращаясь к Лаки и Нушику, когда все вышли из рукотворных проходов в созданную природой пещеру с мелкой речушкой.

Нушик молча кивнул в ответ, а Лаки и вовсе никак не отреагировал. В голове Калина снова зашевелились уже притихшие вопросы.

Еще пара минут бодрого шага, и путники вышли из пещеры в лес. Протоптанная тропа ясно различалась в лесном полумраке. Вскоре, окончив вилять средь могучих стволов и кустарниковых зарослей, она выплюнула путников на широкий тракт, где их поджидал караван из крытых телег, запряженных разноцветными обычными марами.

– Здравствуйте, хозяин, – подбежал к Нушику с дедом на плечах низкого роста мужичок и, кланяясь, блеснул лысиной, поймавшей лунное отражение.

Калину показалось, что у него вместо головы бильярдный шар. С таким «маяком» головной убор носить надо – за версту видать же.

Мерное покачивание и предрассветное время сморили мальчишку в сон. Изначально телег было шесть, но по ходу дороги их число таяло. Транспорт, который вез Калина и компанию, свернул в сторону, не доезжая до столицы полпути. Остановились они в большом селе, разросшемся практически до размеров города. Но то, что это именно деревня, было понятно без слов. Босоногие жители в самотканых некрашеных одеждах. Голожопая детвора вплоть до пяти-шести лет бегала в одних рубашонках, едва прикрывавших срам. Штаны носили ребята те, что постарше. Местная шантрапа с плохо скрываемой завистью и напускным презрением, собравшись стайкой, пожирала взглядом одетого по взрослому (!), в обувке (!!), да при оружии (!!!) Калина с мрякулом на плече и с невиданной никогда ранее, чудно сшитой заплечной сумкой, на которой красовалось множество кармашков и петелек. Как им хотелось хотя бы пощупать эту диковину. Каждый из них мечтал оказаться на месте этого пришлого щеголя и заиметь такого ручного мрякула, чтобы тот так же покорно сидел на плече, никуда не сбегая и не кусаясь. Мрякулы – не удивление, их хватало в каждом доме, но чтобы вот так, приручить – не выходило ни у кого, да и мыслей прежде таких даже не возникало. А теперь возникло. Выскочившие из местной харчевни, у которой остановилась телега, работники принялись споро разгружать прибывший груз. Нушик вошел в заведение по-хозяйски. Дородная баба в замызганном кухонном переднике выпорхнула во двор и заискивающе раскудахталась о том, как она рада видеть дорогих хозяев, и что у них в харчевне все в полном порядке, и она сейчас вкусно покормит дорогих хозяев и их гостей, уставших с дороги. Почему-то эта женщина Калину напомнила повариху из детского дома. Возможно, из-за схожих размеров, а может быть, из-за манеры общения – та тоже вечно квохтала и всех желала накормить.

– Думаешь, это нас ищут? – шепнул Калин, глядя через дверную щель в зал таверны, где за столиком сидели четверо имперцев, с нескрываемым интересом рассматривавших немногочисленных посетителей, которые очень быстро принялись покидать заведение.

– Думаешь, нет? – улыбался напряженному мальчику Гобла. – Идем, обрадуем наших.

– Вот уже точно, радости полные штаны, – буркнул тихонько Калин. – Я думал, мы оторвались от них и спокойно до Николота доедем.

– Доедем, не ссы.

* * *

Харчевня эта, как догадался Калин, принадлежала старику, а та дородная баба и ее тощий супруг с проплешиной на голове были вроде как управляющими. О том, что в случае, если кто будет спрашивать хозяина или кого-то из его ближайшего окружения, отвечать «Никого нет, на постой никто не останавливался», они были предупреждены, но или страх перед имперскими псами оказался сильнее, чем перед хозяином, или из деревенских кто сболтнул, что видели, как приехали чужаки, а как выехали, не заметили, что значит, они точно у Галины на постой встали – неизвестно, да и так случилось, что разбираться времени не стало.