Блудница - Екатерина Маркова

— Очки… будь они неладны, — пробормотал он недовольно. — Без очков я слеп, как крот.

— Возьмите мои, — с готовностью предложила Алена и, сняв очечки, подышала на стекла и протерла их кончиком скатерти.

— У воспитанной барышни должен быть специальный платок для такой цели, — не удержался и шепотом произнес Кристиан. — Хорошо, что я без галстука…

— А то бы еще на какой-нибудь ассоциативный вариант невзначай наткнулся, — так же шепотом продолжила его фразу Алена и протянула очки Симону.

Тот отрицательно мотнул головой:

— Вы близорукая хорошенькая мадемуазель, а я дальнозоркий старый пень. Пойду за очками.

— Давайте я, — предложил Кристиан.

— Не получится. Найти мои очки — целая эпопея. Вчера мадам Гассье обнаружила их в коробке с недоеденным тортом.

Симон встал, но его качнуло, и он ухватился рукой за краешек стола.

Алена переглянулась с Кристианом.

— Я вас провожу. Не возражаете? — Она ловко поддела свою руку под локоть Гассье.

— Какой же дурак откажется пройтись под руку с красивой девушкой, — насильно улыбнулся Симон.

Когда они подошли к дому Гассье, зазвонил Аленин мобильник, и она осталась на крыльце, а Симон отправился за очками.

Звонил Сева.

— Докладываю обстановку. О Веронике с Марией ничего нового. Ксения, к счастью, все еще спит. Видно, так умаялась, что никак не проспится. Это хорошо. Когда проснется, скажем, что Мария с гувернанткой приезжали, пообедали, отдохнули на пляже, искупались и опять отправились развлекаться.

Сева вдруг замолчал и засопел в трубку.

— Та-ак, — протянула подозрительно Алена. — И все-таки что нового? К тебе приходил человек от Патрона?

— Да…

— Принес?

— Принес…

— Понимаешь, что это на крайний случай?

— Естественно…

— Спрячь, по-умному.

— Уже…

— Хорошо. Что он тебе сказал?

— Сказал, что Патрона взяли…

— То есть как? Я же с ним только недавно разговаривала, — растерялась Алена. — И что ему шьют?

— Все то же самое. Только якобы появился свидетель, который, как он утверждает, видел ребят Патрона на месте этой злополучной автокатастрофы. Якобы видел, что аварию… ну все, что касалось самого автомобиля, осуществлял Симыч, знаете его, Алена Владимировна, он каскадер с «Мосфильма»…

— Да, знаю, дальше!

— Вроде бы этот свидетель по поводу трупа ничего не знает. Только утверждает, что в машине никакой женщины точно не было. Ни когда ее Симыч курочил и спускал в овраг, ни после того, как она уже вся искореженная лежала там вверх колесами.

— То есть о том, что он видел, как туда закладывали мертвое тело женщины, он не свидетельствует?

— Нет, слава богу, — испуганно произнес Сева. — Но ведь они никого не убивали…

— Нет, конечно, — прогудела Алена и ожесточенно добавила: — А свидетель точно подсадной. Здрасьте, явился — не запылился, когда уж пять лет минуло. Сейчас люди то, что вчера было, с трудом вспоминают, а тут вдруг приступ памятливости у кого-то случился. Ладно, опять придется Егорычеву в ноги падать. Севка, с посылкой будь крайне бдителен! Перезвоню, пока.

Алена отключила телефон и задумчиво глядела на синеющее безмятежное море, перебирая беспокойными пальцами кончики шейного платка.

— И озаглавить эту мелодраму с острым сюжетом и детективными ходами совсем банально: «Шерше ля фам», потому что точнее не придумаешь… — пробормотала она под нос. Появившийся на крыльце, довольный и в очках, господин Гассье сразу озабоченно спросил:

— Вы мне, милая?

— Нет, нет, я так, себе… и немножко всему миру, где, как известно, все играют не свои роли и получается полный раскардаш. И где на сей раз вы нашли свои очки?

— В корзинке для вязания мадам Гассье. Ну это уж она сама их туда положила. Видно, со своими перепутала. Она извиняется, что не смогла выйти к вам. Известие о кончине Жака прямо сразило ее. Она приняла сердечные капли и прилегла.

Когда Алена и Симон вошли в гостиную, Кристиан перебирал фотографии со странным выражением лица.

— Почему из всех полученных тобою фотографий ты показала мне только одну? Эту. — Кристиан поднял вверх ногами шествующую по подиуму Нэнси Райт в свадебном платье с десятиметровой фатой.

— Так получилось, — пожала плечами Алена. — А что?

Не отвечая, Кристиан выудил другую фотографию и спросил:

— Это кто?

Алена спокойно ответила:

— Сестра Моника. В смысле медицинская сестра. Она ухаживает за Потаповым и прилетела с ним из Стокгольма.

— Так вот, в другом смысле… она обыкновенная сестра. Моя двоюродная сестра. Белобрысая кузина Жанна.

— Ага, так и думала… — пробормотала Алена. — Более того, ее-то и узнал Севка, когда катер вернулся без Вероники и Марии. Она была переодета в мужской костюм… Однажды мы с ней столкнулись нос к носу в старом городе у одного из маленьких магазинчиков. Она была в сопровождении мужчины, и сама в брючной паре, шляпе, темных очках. Я сразу разгадала этот маскарад, но не знала тогда зачем… Молодец, Севка! Потапов ее не узнал, он стоял рядом у причала, а Севка узнал…

— Простите… — господин Гассье осторожно вытянул из рук Кристиана фотографию.

— Ну что? — спросила Алена, — узнаете того врача, которая навещала старину Жака, когда ему было плохо и он лежал один, в бреду и с высокой температурой? Так ведь это было, Кристиан? Ты обнаружил его именно в таком состоянии? — настойчиво обратилась Алена к Кристиану.

Тот молча кивнул.

— Когда больной находится в таком состоянии, можно кое-что выведать у него против его воли. Да, Кристиан?

Он снова молча кивнул и удрученно покачал головой.

— Да, это, безусловно, она, — твердым голосом произнес Симон. — Я даже запомнил эти непослушные белые кудряшки, выбившиеся из-под шляпки. Она бесцветная… поэтому я не смог тогда внятно охарактеризовать ее внешность.

— Подлая, вредоносная моль!.. — угрожающе прогудела Алена. — Не обнаружил ли ты на фотографиях еще какой-нибудь знакомый с детства образ, Кристиан?

— Я, собственно, так был потрясен, что сразу отложил другие фотографии, — растерянно откликнулся Кристиан, а Алена уже протягивала ему карточку, на которой из своего инвалидного кресла улыбалась ослепительной улыбкой в двести фальшивых зубов госпожа Драйвер.

— Элен… это же Элен, — буквально закричал Кристиан. — Сестра тетушки Эдит и моя родная тетка. — И голосом, абсолютно неадекватным ситуации, жалостливо произнес: — Элен… такая живая, подвижная, неистовая театралка и любительница поразвлечься, всегда в вечерних платьях… в инвалидной коляске. Что с ней?