Хороший сын, или Происхождение видов - Чон Ючжон

Я вошел в эту комнату. Затем сразу прошел в гардеробную и открыл дверь в ванную. Ни намека на то, что ей кто-то пользовался. Нигде — в раковине, в самой ванне, на стенах и на полу — ни капли. А крышка унитаза была поднята, как я оставил ее утром. Одно отличие от вчерашнего дня — аккуратно лежавшие на полу тапочки, вчера я оставил их прислоненными к стене. Значит, тетя все-таки заходила сюда. Чтобы осмотреть ванну или позвонить кому-то.

Я остановился перед закрытой дверью в комнату мамы и перевел дыхание. Одно из двух: либо она там, либо нет. Если да, то мне обязательно кое-что понадобится — оправдание, почему я таким странным образом проник в мамину комнату. Я мог бы сказать, что мне необходимо взять кое-что из бюро, но я не хотел разбудить тебя стуком, вот и решил пройти через гардеробную. Однако такое оправдание звучало слишком как оправдание. Лучше ничего не объяснять. Как сама тетя, когда ворвалась в мою комнату.

Я нажал на ручку и толкнул дверь. Пока она медленно открывалась, я искренне молился, чтобы тетя оказалась в комнате. Неважно, что она там делает: спит или голой делает зарядку. Главное, чтобы она была там. Но разве один известный писатель не сказал, что все проблемы человечества связаны с неспособностью человека спокойно сидеть в одной комнате?

Я шагнул внутрь. В комнате никого не было. У меня на лбу сильно запульсировала вена. Значит, она все-таки вышла. Из ушей повалил дым. Кожу покалывало, а спина и мышцы на ногах онемели. В уши хлынул целый поток звуков — шум автомобилей, проезжавших где-то вдали, громкий смех детей, играющих во дворе, скрежетание лифта, гудение холодильника на кухне, пульсация вен на висках. Подобное я испытывал каждый раз, когда меня охватывала «собачья болезнь». Это химическая реакция, которая возникала в момент возбуждения, и длилась, пока я его не подавлял.

Я остановился перед бюро. Ее пальто, как я и рисовал до этого в своем воображении, висело на спинке стула, а сумка лежала открытой на столе. Рылась ли тетя в ящике стола, сказать было сложно, но похоже, все мамины вещи, включая кошелек, были на своем месте. Только тюлевая занавеска, закрывавшая стеклянную дверь на веранду, была немного отодвинута. Возможно, она выходила на веранду осмотреть кладовку. И на кровати, которую я вчера как следует заправил, было смято одеяло. Было видно, что тетя не укрывалась им, а приподнимала.

Я подошел к кровати и сдернул одеяло. Резинка, которой я зафиксировал простыню, была снята с матраса. Похоже, она обнаружила пятна крови. Меняя матрас, я его перевернул, поэтому случайно увидеть кровь она не могла. Значит, она специально сняла простыню, приподняла матрас и осмотрела его нижнюю сторону. Затем она, наверно, пошла в ванную и позвонила Хэчжину. Что она могла ему сказать? Кажется, Ючжин убил маму? Мне нужно осмотреть весь дом, поэтому как-нибудь вымани Ючжина из дома? В таком случае, тетя выходила на веранду, чтобы убедиться, что я вышел из дома.

Что ты делаешь? Занят?

Я вспомнил запыхавшийся голос Хэчжина, который был на пол октавы выше обычного и в котором слышалось волнение. Но, с другой стороны, в нем чувствовалась радость. Услышь он от тети про маму, вряд ли был бы в таком приподнятом настроении. Да и отношения между тетей и Хэчжином не были такими уж доверительными, чтобы поверить ей на слово. Если только они не были в тайном сговоре у меня за спиной.

Тетя, по-видимому, попросила Хэчжина выманить меня из дома под другим предлогом. А тот, ни о чем не подозревая, без всякого злого умысла исполнил ее поручение. Но, как бы то ни было, они провернули это вместе, как заговорщики — от этого никуда не денешься.

Я запер мамину комнату и вышел в гостиную. Сперва открыл ящик углового шкафа, связки ключей там не оказалось. Все точно, как я и предполагал. Тетя совала нос именно в те места, куда, я молил Бога, чтобы она не ходила. Тем не менее я не собирался сразу бежать на второй этаж, чтобы остановить тетю. Просто я установил предельную границу — стеклянная дверь на террасу в моей комнате. Лучше бы она не преступала ее ради нас обоих.

Над головой раздался хлопок — тихий, глухой, но дрожащий. Звук закрывающейся стеклянной двери. Звук, из-за которого я осознал, что сейчас может произойти. Мое спокойно бьющееся сердце охватил жар. Мало того, что довела мою жизнь до всего этого, так еще теперь загнала меня в тупик, заставляя сделать выбор.

Я поднялся по лестнице. Беззвучно шаг за шагом. Затем прошел через коридор с таким же нереальным чувством, как тогда, когда тащил по лестнице маму.

Я остановился и злобно взглянул на табличку на двери, ведущей на крышу из коридора. Она была деревянной, и я, конечно, не смог увидеть через нее крышу, поэтому просто нажал на ручку, проверяя, заперта она или нет. Заперта. А вот дверь моей комнаты была закрыта, но не на ключ. Как я и ожидал, тети в комнате не было. На столе лежала связка ключей. Жалюзи были полностью закрыты, но я знал, что и стеклянная дверь на террасу закрыта, иначе в комнату тянуло бы ветерком. Тетрадь с записями, которую я убрал в ящик, раскрытой лежала на столе. И как за десять минут она так быстро все успела?

Я подошел к стеклянной двери и, раздвинув жалюзи, посмотрел наружу. Там, повернувшись в сторону навеса, стояла тетя — в руке мобильный, на ногах мои тапочки — и не двигалась. Волосы, подстриженные в форме каре и покрашенные в красно-коричневый цвет, развевались на сильном ветру, словно сухая трава. То ли из-за холода, то ли из-за напряжения ее узкие плечи сильно дрожали. По напряженной спине тети я чувствовал, что она колебалась. Колебалась от того, что знала, куда направится и что откроет. Я понял это еще и потому, что, пока я поднимался по лестнице и был в комнате, она простояла там.

Под навесом мама качалась на качелях. Она смотрела на небо, растянув рот, как Джокер, и пальцами ног загребала пол. Полы ее ночнушки взлетали, словно бабочки. Самый верный способ очаровать кого-то. Если, конечно, этот кто-то смог бы увидеть это привидение.

Тетя заправила развевающиеся волосы за уши, медленно обернулась и посмотрела на мою комнату. Ее взгляд будто был направлен точно мне в глаза. Я смотрел прямо на нее. В душе я наполовину умолял ее, наполовину кричал. Еще не поздно, вернись в комнату!!

Тетя снова перевела взгляд на навес. Похоже, она решилась. Она еле поднимала ноги и пошла по дорожке к навесу. Первый камень, второй, третий. Остановившись, она поднесла руку с телефоном к глазам и долго смотрела на него. Я предположил, что сейчас в голове тети борются две мысли. Надо позвонить в полицию. Надо воочию убедиться. Ну, или что-то в этом роде.

Во мне тоже шла борьба. Позвать тетю сюда? Или выйти сейчас же самому? От выбора зависело «мое будущее», которое я до сих откладывал — сдаться или убежать, разум или инстинкт. Когда я сделаю выбор, пути назад не будет. Компромисс был невозможен, да и времени оставалось мало. До того, как она пройдет пять последних камней по дорожке, я должен принять решение.

Я следил за движениями тети, словно вел обратный отсчет, и шептал ей, чтобы она вернулась. А, может быть, шептал и себе. Я ждал ровно столько, сколько мог, и давал ей шанс. Если я и был в чем-то виноват, то только в одном — я ненадолго покинул дом, будучи обманутым «искренним» Хэчжином.