Русские навсегда - Виктор Косенков

У художников было весело.

Мила и Рита, забросив длинные ноги на стол так, что были видны трусики, и периодически закатывая глаза, объясняли «живописцам» свою «картину мира».

– И глаза у него были никакие не серые, а совсем даже карие.

– Ну Ми-и-ила! – возмущалась Рита. – Какие карие?! Я же их рассмотрела, они были серые!

– Где это ты их рассмотрела? Там, где ты была в этот момент, глаз не бывает! – Мила захихикала.

– Ну и дура! – обиделась Рита.

– Да ладно…

– Дура! – Рита отвернулась.

– Да ладно тебе, ну…

– Все равно дура!

– Ну, Ритка, ну, я не права, ну, извини… – Мила подсела к подружке и осторожно погладила ее по коленке. – Ну, серьезно, извини… Просто сорвалось… Ну, хочешь, пусть будут серые… Мне все равно. Нет, ну, честно, все равно, хочешь, пусть будут серые! Ну, Хочешь?

– Они и были серые…

Художников было двое. Один, со взглядом, остановившимся где-то в районе Ритиной попки, кажется, намеревался впасть в кому, второй что-то увлеченно чиркал на планшете.

Калугин тихонько подошел сзади и заглянул ему через плечо. Девочки замолчали, с некоторой опаской глядя на Владимира Дмитриевича.

Художник, увлеченный своим творчеством, приход начальства даже не заметил. Планшетка транслировала его работу прямо на монитор. Калугин присмотрелся.

Мускулистый здоровенный бугай с волосами, торчащими в разные стороны, перепиливал бензопилой симпатичную длинноногую девчонку, как две капли воды похожую на Милу. Судя по всему, Риту художник уже «обработал» и теперь колдовал над ее подругой.

«Хорошенькое дело. Не дай бог, парень к психоаналитику загремит или эти рисунки какой-нибудь ловкач выкрадет. – Калугин представил себе заголовки газет: – «Скрытые маньяки из ФСБ. В подвалах ЧК. Убийцы на страже родины».

Последний заголовок ему даже понравился.

Первым сообразил, что к чему, «коматозник». Он вздрогнул, огляделся и, увидев Калугина, вскочил, пытаясь незаметно пнуть своего коллегу.

– Извините, товарищ майор. Ведем работу.

Второй засуетился, не зная, стереть ему свои художества или сохранить. В конечном итоге он просто закрыл готовый рисунок новым листом и тоже вскочил. У «маньяка» были удивительно детские черты лица, пухлые щеки и наивный взгляд младенца. Такой зарежет и не поморщится.

– Я вижу, – проворчал Калугин. – И как продвигается процесс?

– Туго, товарищ майор! – сказал тот, что рисовал садистские картинки. – Клиент очень… тяжелый.

– Да, не хотят сотрудничать! – подтвердил тот, что впадал в кому.

– Ой, да ладно! – неуверенно подала голос Мила.

– Все мы хотим… – в тон ей ответила Рита.

– Просто мы не помним… Всего…

– Так над чем работали? – спросил Калугин.

– Над групповым портретом, – немного неуверенно ответил первый художник, сверяясь со своими записями. – Мужчина с удостоверением.

– И как результаты? – Калугин подобрался для разноса, но художники сумели выкрутиться. На стол легли свежие распечатки.

– Вот эта наиболее удачная…

С бумаги на Калугина смотрел все тот же человек. Только более живой. Владимир Дмитриевич не смог бы дать более точное определение. Именно живой. Обычно портреты, разрабатываемые в таких случаях, не отличаются особым мастерством. Дело в том, что люди не запоминают подробностей. Только общие или бросившиеся в глаза моменты. Овал лица, усы, какой-то особенный разрез глаз или необычная форма носа. Согласно мнению психологов, зрительная память у современных людей начала ослабевать. Виной тому – ставшая классической манера подачи видеоматериала, называемая клиповой. Бесконечная череда ярких, агрессивных, стремительно сменяющихся образов в конечном итоге приводила к перегрузке мозга визуальной информацией. Поскольку жизнь в состоянии вечной контузии не является нормой для человеческого организма, включились дополнительные защитные механизмы, позволяющие человеку запоминать лишь пять процентов из всего видеоряда, насилующего нервную систему. Остальные ухищрения мастеров-дизайнеров отбрасывались как мусор.

Однако в нашем случае, вероятно, в силу того, что девочки запомнили разные пять (а Калугин полагал, что и того меньше) процентов, картина получилась более четкая и живая.

Чего-то все же недоставало… Чего?

– А во что он был одет? – спросил Калугин у Риты.

– В плащ, – без раздумий ответила она. – И в шляпу.

– Оттого и лоб зауженный, – пробормотал художник.

– И щеки такие впалые. – Калугин постучал по бумаге пальцем. – Воротник, понимаете, ребята, воротник. Он поднял воротник. Из всего рисунка только глаза да нос, с известной долей вероятности… Тень от шляпы…

– Все зря? – спросил второй художник, за детской внешностью которого скрывался, видимо, маньяк с бензопилой.

– Нет, почему же. Все-таки кое-что. Хорошо, в общем. Молодцы. И вы, девочки, тоже. – Калугин взял рисунок себе и попросил: – А распечатайте мне остальные портреты. И что у вас еще есть?

Пока «садист» занимался распечаткой, «коматозник» вытащил на свет другие файлы.

– Вот тут… Это только наброски. Общие, так сказать, планы.

На экран выскочила картинка. Длинный коридор, человек, падающий спиной вперед. Маячащие на заднем плане здоровенные лбы. Скамейка. Чьи-то ноги из-за нее. Кто-то, со спины не угадать, бьет кулаком снизу парня в мешковатой куртке. На пол летит бейсбольная бита.

– Это кто? – спросил Калугин, показав на падающего.

– Это? – Рита вытянула шею, заглядывая в экран. – Это тот молоденький! Милка, это же он?

– Ага! Он упал и больше не поднимался.

– Ясно. А тот, что бьет?

– Это тот, что нам платил. Я не знаю, наверное, хозяин квартиры.

– Хорошо. Дальше…

На следующем рисунке диспозиция не особенно изменилась. Только у двери маячил кто-то, на ком художник сделал акцент. – А этот там что делает?

– А этот, не знаю, – Мила пожала плечами. – Это я запомнила. Потому что стреляли. Нос у него… такой большой. Говорят, что какой у мужчины нос, такой и член… Я потому и запомнила…

Художник кашлянул, и Мила притихла. Однако Рита не уловила сигнала и развила тему:

– Да фигня это, Милка. Вот у Рамэна какой шнобель, а… – Художник кашлянул сильнее, а Мила под столом толкнула подругу. – Извините.

– Этого носатого, – Володя постучал пальцем по рисунку, – сделайте отдельно. Постарайтесь. Дальше что у нас?