Мы правим ночью - Клэр Элиза Бартлетт

– Давай тогда сбросим их прямо сейчас.

– Нет, так нельзя, это расточительство.

Линне сказала так не потому, что хотела, чтобы Ревна почувствовала себя трусихой. Ревна это понимала, и от этого разозлилась еще больше. Пилот предлагала все, что попадалось им на глаза, пока Линне не согласилась вмешаться в стычку между солдатами Союза и паланкинами Эльды. Они прожгли дыру в боевой машине под ними и сорвали шквал одобрительных возгласов от парней Союза.

Затем повернули на восток, и Линне добавила тяги. Ревна подалась вперед, словно это могло ускорить аэроплан. Пора было возвращаться в Интелгард. Она была обязана рассказать Тамаре об ошибке.

Свет, краски и грохот отступили. Воздух стал легким, их постепенно окружила тишина. Они пролетели над лесом Телташа и опять над рекой Толгой, настолько разбухшей от талой воды, что Ревна могла без труда расслышать ее пресыщенный рокот.

Пилот сосредоточилась на дыхании Линне, постоянно напоминая себе, что в этом мире она не одна. Стараясь думать о чем угодно, только не о Таммине. Только не о тех, кого она там знала, кого любила и кто, возможно, был уже мертв.

Приземлившись в Интелгарде, они увидели, что Тамара нервно расхаживает по полю. Она чеканила шаг, словно топтала ногами врага, лежащего на земле. Когда Линне сбросила тягу, она побежала к ним. Жужжание Стрекозы стихло, пилотская клетка на груди разошлась достаточно для того, чтобы Ревна могла перегнуться через борт кабины.

К аэроплану с зажигательной бомбой в руках ринулась Магдалена. Ее лицо было бледнее снега. Не проронив ни слова, она прошмыгнула мимо Линне и нырнула под крыло по правому борту.

– Магдалена!

Ревна хотела рассказать ей о Таммине. Но инженер даже не подняла на нее глаза.

Тамара исходила яростью.

– У меня на связи командующий Курчик. Он утверждает, что отдал вам недвусмысленный приказ, который никто из вас, девушки, так и не выполнил.

Недвусмысленный приказ? Ревна вспомнила мальчишку, неистово сигналящего им флажками с рушившейся стены.

Тамара злобно мазнула по ней глазами и перевела взгляд на штурманское сидение.

– Ты что, не умеешь читать сигналы?

На мгновение повисла тишина. Затем Линне холодным, резким голосом бросила:

– Умею, сэр.

– Ты в этом уверена?

– Вы сами меня экзаменовали, сэр.

– По словам Курчика, вы отказались бомбить указанную цель и использовали боезапасы впустую.

– Вы хотите сказать, что форпост… – начала было Ревна.

Тамара с такой силой врезала кулаком по боку кабины, что в жилах Ревны тут же застыла кровь.

– Поступая на службу, вы обязались выполнять приказы. А потом еще дважды – сначала, когда приступили к подготовке, потом по ее окончании. Но теперь каждая из вас возомнила, что лучше понимает тактику ведения войны, чем наше высшее командование, да? Из-за вас всех пилотов полка теперь будут считать глупыми и ненадежными. Гесовец прав – разве можно выиграть войну с такими солдатами, как вы?

Мама. Лайфа. В ее голове наперегонки скакали мысли, но слова во рту обращались в пепел. Линне, впервые в жизни, тоже потеряла дар речи.

Ревна не могла оторвать взгляд от приборной доски, но все же почувствовала, как к ним подошла Магдалена и положила на борт кабины руку. Ревна потянулась вперед и сжала ее, вложив в этот жест все, что могла.

– Вы не можете приказать нам…

Вы не можете приказать нам сжечь дотла собственный дом.

– Захватив Таммин, эльды получат доступ к нашим крупнейшим военным заводам и окрестным пахотным землям.

– Но это наш дом! – вставила слово Магдалена.

– Это цель! – прорычала Тамара. – Враг не должен захватить город. Любой ценой.

– Но нам положено защищать Союз! – добавила Ревна.

– Вам положено выполнять приказы! – завопила Тамара.

Она дрожала каждой клеточкой своего тела – а может, это просто в глазах Ревны дрожали слезы.

– Пожалуйста, командор, – произнесла Линне.

Произнесла не злобно. Не холодно, не сухо и совсем не как Линне. В ее голосе слышалось только опустошение.

Тамара с такой силой схватилась за борт кабины, что Ревна ощутила сквозь живой металл силу ее пальцев.

– Тебя, Золонова, не спрашивают, тебе приказывают. Не желаешь делать свою работу – проваливай в свой столичный дворец, твое место займет кто-нибудь другой.

Все замолчали.

– Ну так что? – спросила Тамара, разводя в стороны руки.

– Мы выполним приказ, мэм, – прошептала Ревна.

Тамара глубоко вздохнула. Затем еще раз. Потом повернулась к Магдалене и сказала:

– Возвращайся к своим обязанностям. Если мне придется поднять этот вопрос опять, вы будете наказаны за неподчинение командиру. А теперь прекратите тратить попусту ночное время.

Она тяжелой поступью двинулась к краю поля, где от нее врассыпную бросилась стайка инженеров.

В свете фонаря блестело лицо Магдалены.

– П-п-прямой п-п-приказ Курчика, – запинаясь, произнесла она сквозь слезы, – уничтожить форпост Таммин. Снести каждое здание. Сжечь все поля с посевами.

Ее слова молотом ударяли по сердцу Ревны.

– Нет, – сказала она.

– Все, – прошептала Магдалена. – Возвращайся целой и невредимой.

* * *

И они действительно сожгли все. Начали с уцелевших заводов и разнесли их до последнего кирпичика, круша вдребезги стекла и прожигая дыры в оборудовании. Смотрели, как взлетали на воздух корпуса, ровняли с землей здания в радиусе квартала от них. Сбрасывали бомбы Союза на дома Союза, руками солдат Союза и под присмотром союзного бога.

В огне, мраке и дыму Ревна потеряла счет разрушенным ими объектам. Видела каркас завода по производству паланкинов, на котором когда-то работала, остовы канцелярии комиссариата и городского муниципалитета. Видела зияющий кратер уничтоженного бомбоубежища и отвернулась от него, когда они пролетали мимо. Если не заметила тел, значит, ей и знать не надо. Канцелярий больше не было, догорали богатые особняки. Дома у самых стен форпоста обрушились еще после первой бомбардировки. Стояли не разбомбленными только жилые кварталы рабочих.

Дома под ними тянулись рядами, словно игрушечные. У Ревны дрожали руки. Стрекоза пульсировала тошнотой. Мимо них пролетела Елена, и в следующий миг в крыше дома внизу образовалась дыра, вспыхнув красно-оранжевым пламенем. С нее слезами в разные стороны брызнула черепица. Город кричал от боли, как агонизирующий зверь.

– Ревна, – сказала Линне.

Пилот едва ее слышала. Ее мозг словно перестал фунционировать.