Светлая сторона Луны - Сергей Дорош

— Я — Миракл, сын Хансера. — Мой голос перекрыл стоявший в гроте гул, заставил его утихнуть. — Вам знакомо это оружие?! — Я указал на сабли. Толпа ответила утвердительным гулом. — Некоторые из вас пытались взять его, но оно жгло ваши ладони, потому что после смерти Хансера только человек его крови мог прикоснуться к его саблям. Это оружие носил тот, кто сам прокладывал свою дорогу, кто рискнул бросить вызов всему Миру высших и победить его.

Теперь тишина в гроте позволила бы отследить по звуку полет комара, услышать шаг кошки, тишина, рожденная криком. Блеск глаз, рожденный символами, старыми, замшелыми символами. Я сделал шаг к алтарю и взял сабли. По телу потекло приятное тепло. Рукояти удобно устроились в ладонях. На какой-то миг я ощутил радость. На какой-то миг мне показалось, что это — мое, созданное для меня, нашедшее меня. А потом я поднял руки вверх, сложил сабли вместе, взяв за концы двумя руками. Мои мышцы напряглись. Грот замер. Никто не понимал, что сейчас творится. Я полностью завладел их вниманием, как танцующая змея. Сталь была прочна, и тогда я шагнул на грань Мира Видений. Я вновь ощутил свою Сферу. После недавнего боя ее стенки стали словно бы толще и темнее, и Сфера охватила оружие, и сталь сдалась перед натиском плоти. По гроту пронесся звон, а следом — изумленный вздох. Обломки плутонской святыни полетели под ноги, я наступил на них.

— Хватит старых символов! — крикнул я с яростью. — Сталь слаба перед плотью! Плоть подчиняется духу! Хозяин этого оружия вырвался сам! Он ушел в мир, который считал его грязью! Мы не пойдем за ним! Нам этого не надо! Мы — плутонцы, мы возьмем этот мир для себя! Мы режем друг друга на их потребу! Мы деремся, чтобы самого сильного соизволили забрать отсюда и посадить на цепь! Приковать к алтарю! Нам не нужно их доменовских войн! Нам не нужно, чтобы из нас выращивали бойцовых псов! Нам надоело убивать друг друга, и пусть на Луне дрожат, потому что мы придем убивать их! В Войну Планет им оказался не по зубам Плутон! Все они, сильные, могучие, высшие в черт-те каком поколении, бежали или были закопаны в каменистую плутонскую землю.

Меня слушали, меня слушали раскрыв рты. Мои слова шли в сердца. Только что я уничтожил их святыню. Только что я опустошил их души, но тут же влил в освободившийся сосуд свою ярость, свою жажду сломать Мир, свою ненависть к создавшим для нас клетку, к тем, кто расписал нашу жизнь за нас, когда мы были еще малыми детьми. Мои проклятия резонировали в их душах. Я чувствовал тот мощный гул, который сотрясал Мир Видений. Так бывает, когда много душ горят одним и тем же огнем.

— Я лучше умру, сражаясь, чем и дальше буду так жить, смирившись. — Теперь я почти шептал, но меня слышали все. — Мне надоело прятаться под землей, чтобы о моем недовольстве не узнали люди, возомнившие себя богами. Хватит! Пусть знают, Плутон недоволен! Нет! Плутон в ярости! Плутон готов смести тех, кто возомнил себя его хозяевами! Вы боитесь их бессмертия?! А я — нет! Потому что я видел лицо нашего главного врага. А сейчас я покажу его вам.

За волосы я поднял две половинки головы. Нарисованные мной знаки замерцали кровавыми отблесками, и части вновь стали целыми, глаза открылись. Я не жалел сил. Конечно, придется за это расплачиваться, но это потом, когда Конклав станет историей либо историей стану я. И вновь по толпе пробежал изумленный вздох. То, что я проделал, было не очень сложно, будь здесь все части тела. А вот оживить только голову — такое по силам не каждому шаману, не говоря уже о прочих. Но в этом была одна важная для меня особенность — мертвые не умели лгать. Они либо говорят правду, либо молчат. Чтобы лгать, надо быть человеком в полной мере.

— Кто ты, отвечай, — приказал я.

— Я — Санахт, третий в Конклаве Плутона, — монотонным голосом пробормотала голова.

— Зачем ты пришел в катакомбы?

— Конклав был обеспокоен тем, что делает Миракл и его союзники. Я пришел убить Миракла.

— Почему ты не сделал того, что задумал?

— Потому что Миракл победил меня, а потом убил.

И взметнулись десятки тысяч рук с оружием, десятки тысяч глоток сотрясли криком стены катакомб, заставляя их дрожать. Я видел Хантера и Стоуна, потрясавших топорами в первых рядах. От ярости, исказившей их лица, когда я убил сабли Хансера, не осталось и следа. Где-то у стены я различил мать. Не мог видеть, но знал: она сейчас улыбается. В первом же ряду Пантера в окружении своих амазонок вопила от радости за меня. Я видел блеск ее глаз. И не было уже болота, был водный поток, еле-еле сдерживаемый дамбой. И тогда я бросил им голову. Она взлетела по крутой дуге, плутонцы подпрыгивали, надеясь достать ее. Но когда страшный снаряд был на пике дуги, я резко сорвал с пояса топор и метнул его. Верное оружие раскололо голову пополам — второй раз за сегодняшний день. Короткий магический импульс — и мое оружие бумерангом полетело обратно, вновь разрубая голову Санахта. Четыре куска мертвой плоти упали на толпу в тот момент, когда я поймал свой топор и вскинул его над головой.

— Не сабли мертвеца, а мой топор расколол эту голову! — закричал я, перекрывая вопли плутонцев, не помнящих себя от переполнявшего их воодушевления. — И то же самое мы сделаем со всем Конклавом! Я убью их одного за другим! Мы вырвемся с этой планеты! Кто остановит нас?!

— Никто!!! — разом гаркнула толпа.

— Кто поведет нас?!

— Миракл!!! Миракл!!! Миракл!!!

Толпа выкрикивала мое имя. Все кричали: дети Хансера и девки Пантеры, люди Города и люди Диких земель. Вожаки, главари и их бойцы. Сейчас Плутон был един.

* * *

Как все в жизни иногда резко меняется. Признаться, я не особо горел идеей говорильни перед толпой плутонцев, зато смаковал момент, когда мне принесут клятву вожаки племен. А вот в жизни… Это было очень странное чувство. Сначала я словно бы изливал в толпу свои силы, а они впитывались, как вода в песок пустыни, без следа. А потом меня окатило цунами ответного потока. И не было долгого, выматывающего боя с Санахтом-Гидрой, не было многочасового разговора, и духа из Мира Видений тоже не было. Был я, свежий, полный сил. Словно каждый из слушавших меня поделился частичкой своей души.

После всего произошедшего не успевшие остыть вожаки давали клятвы на крови, одна цветастее другой. Словно соревновались, кто в большей степени подчинит себя мне. Но мне-то как раз это уже было безразлично. Разве сравнится это с тем пьянящим чувством, когда огромнейшая тысячеголовая, тысячерукая, тысяченогая гидра толпы повинуется каждому движению твоей брови. Когда самые слабые и самые ничтожные вместе готовы идти туда, куда им укажешь ты.

Бахрам и Мустариб смотрели на прочих с чувством превосходства. Они стояли в тени, особо не лезли на глаза, но это уже были не те люди, что месяц назад. Сейчас за маской высокомерия крылось осознание, осознание необычности происходящего. Понимание того, что это — не заурядное объединение, каковым не было числа. Это — крах их прежнего мира. Сейчас они радовались тому, что месяц назад не сказали мне «нет». Они еще не осознавали, что на вершине двоим не место и вожак Диких земель может быть только один. Так я думал тогда. И я сильно ошибался.